i или картошку, или кислую капусту, Изредка лепешки из отрубей,
i
Но разве могли они накормить несколько сотен больных,изголо
давшихся людей? Со всех сторон к ним тянулись грязные худые
руки.
— Тетя! Тетенька, милая, дай покушать! Тетя, кусочек! — не
слось отовсюду.
Женщины, рыдая, давали по кусочку лепешки, по картофели
не, по горсти капусты и убегали. Тяжело им было смотреть на
страдания русских людей...
Помню, как надо мной склонилась маленькая седая женщина.
Как она была похожа на мою мать! Как мне легко стало тогда!
Старушка, сидя около меня, заливалась слезами.
-— Сыночек, сынок мой! — повторяла она и без конца гладила
меня по сбившимся в грязный клубок волосам... Увидев мои
руки, обернутые бумагой, она осторожно развернула их и,
оторвав от платья большой лоскут, обвязала мне руки. В этот
день я съел несколько вареных картофелин, которце она мне
дала.
Она рассказала о том, что делают немцы в ее деревне- Ночью
пьяные солдаты вламываются в избы, бьют и ломают все, издева
ются над молодыми женщинами...
Я ей рассказал, что происходит в стране, как советские люди
борются с немцами на фронте, как они самоотверженно работа
ют в тылу.
Мой рассказ обрадовал старушку: немцы говорили крестья
нам, что Москва и Ленинград взяты, что германская армия уже
стоит у Волги, а немецкие самолеты бомбят Урал...
Вскоре немцы огородили собор колючей проволокой и поста
вили охрану. Финны, стоявшие на охране собора, никого не под
пускали близко. Все то, что приносили нам женщины, отбирали и
съедали сами. Не стали пускать на улицу. Если раньше раненым
удавалось добыть хоть немного пищи, то теперь мы жили только
на горячей воде, именуемой «супом».
Люди начали умирать, сразу по несколько человек. Умирали
тихо, незаметно. Вечером лежит себе человек, разговаривает, а ут
ром — мертвый холодный.
Был в соборе один уголок. Его все называли «проклятый
угол» и «угол смерти». Как-то получалось так, что каждый, кто
туда ложился, больше не вставал.
...Раненых в соборе становилось все больше и больше. Они
прибывали измученные, с синяками на лице, с ссадинами. Они
рассказывали, как немцы били их на пути в Можайск. Били пал
ками, кулаками, шофера встречных машин — ключами.
Люди лежали теперь еще теснее, сплошной серой, едва ше
велящейся массой — на полу не было даже прохода.