лось под нашими окнами. Открылись двери, вылетели рамы. Мои
товарищи кое-как вставили их, дыры заткнули шинелями...
На рассвете мы услышали выстрелы батальонных минометов,
немного позже — стрекотанье автоматов, отдельные винтовочные
выстрелы, а потом нарастающее, протяжное «Ура-а-а!» Наше род
ное, грозное русское «ура»!
— Наши! Наши! Товарищи идут! — кричали мы во весь го
лос, забыв о том, что на улицах еще есть немцы.
Мы мечтали вслух о том, что мы скажем нашим бойцам, что у
них попросим:
— Хлебца!
— Сахару!
— Табачку!
А молодой артиллерист Борис Зборовский кричал:
— Я попрошу звездочку! звездочку на пилотку!
Бешено колотились сердца, нервная дрожь трясла тела: еще,
еще немного и мы будем у своих...
9
У дверей послышались шаги. Кто-то остановился. Мы услы-
. шали голос:
— Здесь лежат русские раненые...
— Неужели какой-нибудь предатель привел немцев? — мель
кнула мысль.
Дверь открылась, и вошли два здоровых парня. Они были в
белых маскировочных халатах, с автоматами в руках, на и х 'т а н
ках блестели милые звездочки..: '
— Здорово, ребята!
Мы. молчали, никто из нас не мог ничего сказать...
Потом кто-то, зарыдав, крикнул:
— Братцы!.. Братцы! Милые!..
И со всех сторон;
— Наши! Наши пришли! Наши.-
—- Ребятки! Товарищи! Братишечки!
Люди рыдали, смеялись сквозь слезы, целовались... Плакали
и бойцы.
Где уж тут было вспоминать о хлебе и табачке! Один из бой
цов, вытерев глаза, сказал:
— Ну, ребята, скоро придет целый взвод, а мы пойдем... раз
ведчики мы...
Они ушли.
Когда рассвело, к нам стали заходить, бойцы и командиры.
Они, покачивая головами, рассматривали наше жилище, грязную
солому, на которой мы лежали...