51 / 126
— До свидания, товарищи! Бейте гадов, бейте их, давите...—-
кричал я своим друзьям.
— Отомстим, Коля!
Через час меня внесли в палатку полевого медпункта. Вокруг
меня были санитары, фельдшера.
,
— Узнаешь, Коля? Не забыл?
Как их было не узнать, милых, родных товарищей, с которыми
шел в армию, с которыми прослужил целых два года!
Впервые за два месяца я покушал настоящей человеческой
пищи. Взяв в руки настоящий хлеб, я не сразу стал есть, а долго
■ смотрел на него и... плакал. Потом фельдшер Миша Тафинцев
увез меня в медсанбат.
В чистой, белой, залитой светом палатке надо мной склонилась
сестра:
— Миленький... исхудал как!
'
Миленький... это слово мне было дороже всех, лучше всех
слов на свете. Вчера я был «свиньей», а сегодня мой слух ласка
ет это нежное, хорошее слово— миленький...
Через несколько дней я , приехал в Москву.
10
Остались позади? мрачные, черные, ужасные дни. Я лежал в
сверкающей чистотой, просторной палате, на мягкой белоснежной
койке в одном из лучших госпиталей столицы.
Я был в Москве.'В Москве, за которую дрался с врагами, за ко
торую отдал кровь, за которую столько перенес и выстрадал.
Я еще лежу в госпитале. Выздоравливаю. Молодость берет
свое: силы прибывают с каждым днем. Я вновь научился смеять-
ся, привык видеть вокруг себя друзей.
О том, что пришлось перенести, я стараюсь забыть, и это
иногда удается мне.
Но порой я мысленно спрашиваю себя: «Уж не сон ли я видел?
Неужели все, что было со мной, — было действительностью?»
Я буду жить. Я снова буду работать для своей любимой роди-
ны, но никогда, никогда, до тех пор, пока я буду дышать, в моем
| сердце не угаснет ненависть к немцам, к фашистам, к этим оди
чавшим существам, которые осмеливаются называть себя людьми.
Новосибирск.
Госпиталь.