24 / 126
приятеля годуй, (а время вон оно какое... Ныне каждый каждому
зубы рвет... И вы, жеребцы, идолами сидите, — вдруг набрасы-;
вался он на сыновей. — Где бы помочь по-свойски, ась? Разле
нились!..
Парни огрызались:
— Чай мы не нанятые! Мы ему не свойские... Взялся, значит—
руби, а мы — посмотрим...
— Ай-ай-ай, — качал половой хозяин, — сердце-то у вас как
ожеокло! Без бога-то! Ай-ай-ай! Что ж! Пожинаем посеянное за
четверть века... Плевелы в поле, плевелы в душе — ну, и на столе
тоже плевелы... Квасок-то у нас еще не весь, хозяйка?
После таких «вступлений» и «учета» ужинать что-то не хоте
лось — «вас казался горьким', картошка — водянистой. Мне осо
бенно кусок не лез в горло. С печки за мной пристально следили
холодные глаза жирной бабы, и каждая картофелина, глоток ква
са, проглоченные мною, расценивались, как мой неоплаченный
долг.
Наконец, я не выдержал и еще больной попросил топор.
— Какой уж ты, небось, работник! Городской... Я, чать, комис
сар? |— искривился весь хозяин, но топор принес •поспешно.
— Вот, мил человек, тенькай с богом, да поаккуратней, топор
ныне на деньги не укупишь.
Протенькал я час, а на второй онемели руки и спина заныла,
багровый туман застлал глаза. Под шумное гыгыканье парней я
ударил топором вместо слеги по носку сапога и, оставляя на полу
кровавый след, поплелся к стене на свою солому.
Никто из этих людей не двинулся с места. Не нашлось у них
даже тряпки перевязать мне ногу. Перевязал мне ее Ванюшка, —
для этой цели он разорвал единственное полотенце. Он же поло
жил на сапог заплату и вечером вытесал костыль из березовой
палки...
Утром' мы покинули единоличный дом, так и не закончив сани.
И какой же руганью, какими проклятиями проводило нас обману
тое семейство! Особенно постаралась баба. Сползла с печи и г а в
кала вслед нам, пока мы не скрылись из вида.
...И опять мы бредем по дорогам...
Поля давно саваном) зимы покрыты, злая поземка швыряет
сухую крупу нам в лица, и за воротник залезает холодными паль
цами. Идем гуськом — часами слова не скажем друг другу. Давно
переговорено все, давно все подытожено.
А глянешь в сторону — горизонты широки, просторна матушка
земля родная, да теперь урезана, и'бродят сыны ее по ней с опас
кой, Вон там идет один... А там1 двое тянутся, по-бродяжьи зало
жив за спину руки...