то по счету три слезы уронил. Наши слезы тяжелые, по одной
слезе на товарища и хватит. Десять голов за каждую каплю кро
ви товарища Дундича возьмем! — добавил он, сверкая глазами.
Алексашка рыдал зсе громче.
— Доспел парень, — сказал Казаков. — Перестань, дурной.
Был бы жив Иван Антонович, разве он бы похвалил тебя тако
го. Целую лужу напустил, а еще боец! Ты вон с него с мертвого
■бери пример. Словечко только одно сказал, когда умирал. И все.
.Ну да и то сказать, многие сотни гадов легли под его клинком.
Знал, за что жийнь отдал. Каменной силы был человек.
Алексашка поднялся с колен. Слезы'еще текли по его лицу, в
широко открытых его глазах стояла темная вода горя. Варыпаен
посмотрел на него и пошел прочь. Алексашгкины глаза были на
полнены таким отчаянием, -что старый конник понял — такого не
уговоришь.
— Ты говоришь, он каменный был? — сказал Алексашка, как
*5удто про себя, но так, что лежащие неподалеку бойцы подняли
головы и подползли ближе. — Кровью у тебя душа залилась, Ка
заков, а вот у него... — Алексашка дернул шеей, словно освобож
дал из чьих-то рук свое горло. — А вот у него к душе кровь не
прилипала.. Душа у него была, как родниковая струя, чистая.
— Не может такой души быть у нашего брата! — хмуро ска
зал Казаков.
— Не может? — переспросил Алексашка. — Говорил я тебе,
Антоныч, медолгое наше знакомство, а ты все не верил, — прошеп
тал он и, сморщившись, как’ от сильной зубной боли, лег на землю.
Д о утра он не пошевелился. Утром полк пошел в атаку.