

шум снова перешел в еле слышное жужжанье, которое постепен но слилось с тихим звоном листьев.
Дикий селезень был опытен и стар. Когда наступила тишина,
он не двинулся с места и только осторожно вытянул свою лысук>
голову. Старый крякаш знал, что опасность не всегда приходит с
той стороны, где шумит камыш. У реки два: берега’. По каждому
из них могут итти люди. Часто они идут рядом, один с правой'
стороны реки, другой—с левой. Черные бусины птичьих глаз ошарили
противоположный берег и остановились на небольшом кусте
дикого цикория, над обрывом. Цикорий давно отцвел, откуда эти
голубые, блестящие искры внизу? Селезень весь подался вперед,
короткий, предостерегающий крик вылетел из его горла. Голу
бые точки смотрели на него в упор, и он положил голову на бокг
чтобы самому лучше видеть. В голубых точках ясно было заметно
восхищение, задор, опасность, и когда неожиданно, вверху над:
ними, над черным кружком, так похожим на дуло ружья, сверкнул
стальной, режущий блеск, селезень круто встал на крыло и в брыз
гах сверкающей воды взвился вверх. Он хорошо знал свое утиное
дело. Вот здесь, под кустом был настоящий охотник, те, что про ехали той стороной, — на них не стоило обращать внимания.
С легким вздохом Дундич поднялся на ноги.
— Полетел, -—
сказал
он. — Хитрая
Птица.
И еще раз, словно прощаясь, обвел глазами тихую поверхность
реки. На свист командира из далекой лощины вынырнул Алек
сашка с двумя лошадьми.
Проехали? — спросил он. — Сила у них здесь большая,.
Антоныч.
Дундич не отвечал, думая о чем-то своем. Медленно прошел
он к кошо, так же медленно перекинулся в седло и разобрал по
водья.
Смотри, Саня, — он выговаривал слово — Саня мягко и
певуче, как «Саниа». — Какая прелесть. У меня на родине, Саня,
еще красивее есть места.
^ —- Далеко до них, Антоныч?
%
— Далеко, брат...
. , j
'
s
г
— Скучаешь, Антоныч?
/
|
— Некогда, Саня, скучать, да и не о ком.
— У тебя родных нет, Антоныч?
И снова задумался Дундич. — Как тебе сказать, — сказал он
глухо. — Мать у меня давно умерла, я ее плохо помню, пела
она
хорошо, вот что осталось от матери. Отец у меня и до сих пор,
наверно, жив. Но только он не родной мне,
Саня.
— В приемышах ты у него был, Антоныч?
— Нет, Саня. Отец он мне настоящий, кровный, да только
у разошлись мы с ним в разные стороны.