

Дундич внимательно посмотрел на нее.
— Все — это много, — сказал он. — Все — это не два дня, а
вся жизнь.
—
Я
говорю о яблоке, — смутилась девушка. — Кстати, отку
да оно могло упасть? Сад гол.
Дундич удивленно оглянулся. Ни на одной из яблонь не
был©
плодов.
—
Я
не понимаю, — проговорил он медленно. — Это уже боль
ше чем везет.
Второе яблоко ударилось о ствол дерева.
— Кто это? — спросила девушка.
— Мой коновод, — ответил Дундич.
— Коновод?—-удивленно переспросила-девушка.
— Чему ж гут удивляться? Коновод.
— И так бывает?
— И так бывает.
Они замолчали. Сестра Машенька о чем-то думала..
Дундич поднялся, отряхивая пыль,
— Уходите? — спросила девушка.
Дундич отвернулся.
— Видите ли, Машенька, вы человек у нас новый, поживете,
присмотритесь, почему-то мне кажется, что вы хороший человек,
не знаю. Потом когда-нибудь поговорим. Сегодня я ухожу с пол-
ком, прощайте, не поминайте лихом.
Он протянул девушке руку. Она пожала ее крепко-крепко,
что-то
хотела сказать, но ничего не сказала.
Он ушел. Старый сад, неприветливый и голый, стал еще мрач-
нее и холодней.
Когда Воробейчик, прихрамывая, смешно и неловко перестав
ляя ноги, застучал костылями по дорожке сада, девушка, кото-
рая давно слезла с яблони, сидела на том самом месте, где не-4
давно сидел Дундич. Она взяла в руки кончик своего теплого/
платка и вытерла им глаза.
Сабля Сталина
Тихо гудела Навагинская станина. У заборов, на завалинках
на первых прозеленях весенней травы сидели, курили, разговари
вали бойцы. После долгих боев за Ростовом и разгрома белых в
Усть-Лабинской наступила короткая пора отдыха конной армии.
В кой-то веки выпало время перекинуться добрым и тихим словом.
Возле штаба армии, постелив бурки на еще непросохшей зем-J
ле,
широким войсковым кругом раскинулись бойцы штабного
ди
визиона. Посредине круга сидел командир дивизиона —
Дундич,