Сибирские Огни № 9, 2021

189 володя злобин Дух живет где хочет: «Пламень» Пимена Карпова Хотя интереснее сравнить Карпова не с крестьянскими поэтами, а прод- лить к совсем иному и неожиданному — к разрушительности графа Ло- треамона (1846—1870), с которым у Карпова, вопреки усмешке, немало общего. Это не столько обвинения в сумасшествии, забытость и позднее признание, сколько структурная схожесть. Лотреамон вывернул романтизм наизнанку, чем его и «закрыл»: используя клише, он пронзил романтизм и его литературность, создав кошмар наяву. Юный Лотреамон нанес свой удар из книг, из чистого умозрения, воспользовался пародией и подражани- ем, то есть взял тем, что обычно называют «вторичностью». Это настолько плотное цитирование и подразумевание, что оно разломало романтический канон, и в дырах его вдруг проглянуло то, что страшит человечество еще с самых пещер. Удивительно, но Пимен Карпов, слабый художник из крестьян, несрав- ненно меньше начитанный, проделал нечто очень похожее. Он так же подражал беллетризованным образцам символистской и дека- дентской литературы, то есть наследию романтизма. Это видно как в темах богоборчества, бунтарства, воспевании народа и природы, так и в эстети- зации колдовского, ведь демонизм — типичное порождение романтизма. Карпов играл с ним, но без изощренного ума Лотреамона, а вполне мер- кантильно, с расчетом на быструю славу. Тем не менее результат оказался тот же: густой повторяющийся текст Карпова, сплошь состоящий из клише, случайно разжижил и разъял модернистский канон. И в дырах этих опять что-то проглянуло. Только на сей раз русское, потаенное. Второе важное отличие в том, что писания Лотреамона сугубо культур- ные, книжные — составивший их молодой человек, видимо, не претендовал на выход в политическое. Тогда как весь Карпов — это маниакальное жела- ние казнить реальность, обратить ее в политическую черноземную утопию— сверхрадикальный сектантский проект. Он был куда смелее случившегося вскоре коммунистического эксперимента, который быстро откатился до нор- мативных моделей половых отношений, семьи и быта. Наследие Пимена Карпова не исчерпывается «романом» о хлеборобах, но именно он задает тон к прочтению всего остального. Остаться прежним не получается. После горения в «Пламени» задаешься очень уж странны- ми вопросами. О том, как правильно — злыд о та или злыдот а ? Кто такие е хи, и будут ли от них отличаться ех и ? Случайно ли, что уже в современном сетевом русском возникло слово нех ? Как это — сокотать? Какова иерар- хия костоглотов, человекодавов, выжиг, солнцеведов, побирайл, подхалюз, хрипачей, шептуних, светодавцев, гадоты и печальников? Как лучше всего принять тяготу? Стоит ли осуществлять преступное? Как давно у власти в России находятся сатанаилы? Это очень важные вопросы, от которых нельзя отмахнуться. К сожалению, современные поклонники Карпова чаще всего прочитывают его через оксиденталистскую линзу оккультизма. В этом-то и проблема: козлиный череп, голая титька, готический собор. А нужен всепо- беждающий русский ех. И тут, как кажется, важно не совершить следующую ошибку. Даже в богатой на умы Франции графа Лотреамона оценили лишь спу- стя полвека, уже сюрреалисты. В России, по понятным причинам, впитать и