Сибирские огни, 2008, № 6

Где по-прежнему травит кремлевского горца И про козни масонов толкует бомонд, И бродяга в лохмотьях грызет что придется, Лоскутом целлофана закрыв горизонт. А над ним, разорвав тяготения узы, В окровавленных шкурах взлетят с тополей Незаконные дети Горгоны Медузы, Но художник не смотрит на них, как Персей. Из обломков вещей и огрызков пейзажа На холсте он убежище строит душе, Только слово «душа» выговаривать даже Разучились свидетели века уже. И художник ученого тоньше и глубже Выражает бездомной души красоту... Свежевыпавший снег узнает себя в луже, Под замком до весны в ледяном паспарту. Сбросит Бог новостей площадные изданья— И завязнут в сугробах квадриги аллей. А душа— невозможный предмет созерцанья, Как ее, не убив, представляет дисплей? Для субъектов во власти зеленого змея Честь и совесть— не доблесть души, а изъян. С головой Иоанна танцуй, Саломея, И свободой от Бога смущай россиян! Почему ж не Аидом, а пьяной Валгаллой Человеку грозит пенсионный экстрим, Будто честно неправде служил шестипалой И кормил ее трепетным сердцем своим? Обнаружив себя сквозь морщины на коже, Ноет сердце в груди, как ансамбль цыган, Но всегда будет тьмы низких истин дороже Возвышающий нас над собою обман. Кто поверит, что гений, гонимый корыстью, С музой линий и красок встречался на «ты» И признанья добился щетинистой кистью, Беспощадные краски втирая в холсты? Нет, никто, если ям не страшась и колдобин, Отбиваясь в дороге от хищных зверей, Он от щедрости духа не будет способен Постигать себя так же, как Дориан Грей. Сорок лет королем, сторонившимся пешек, Штурмовал горизонт, не приемля корысть, И не понял: искусства каленый орешек, Хоть до смерти трудись — все равно не разгрызть. * * * Елене Салиной Словно с писаной торбой, с наукой Суетишься, резвясь, до седин, С косоглазой, хромой, криворукой, Одержимый неистовой скукой И удачливый, как Аладдин. Но чем больше откроешь, презренный, Тем сильнее сгущается тьма, 75 АНАТОЛИЙ СОКОЛОВ «КОГДА НАЕДИНЕ С САМИМ СОБОЙ...»