Сибирские огни, 2008, № 6
— Убивец! — Жену укокошил. — Хотел смыться. — Монахом заделался. Продребезжал барабан. Дьяк Романов зачитал указ воеводы: за непреднамерен ное убийство жены наказать Петрушку Федорова Козыревского кнутом на козле. Петька еще ниже опустил голову. Его привязали к скамье, задрали рубаху. Мель кающий свист кнута, дикий крик преступника наводили ужас. Степанида приткну лась к плечу мужа. Глядя на Козыревского, Владимир не испытывал к нему жалости, ненависть к быв шему сопернику не угасала. Вдругон увидел, что Петькин сын Ванька, чернявый подро сток, стрельнул на него колючим, жалящим взглядом. Откуда в парнишке столько зла, враждебности и презрения? Ясно было одно: испепеляющая ненависть к нему, Влади миру, живет и в подрастающем Ваньке— уже в третьем поколении Козыревских. Для Москвы Траурнихт подготовил отписку о походе Атласова, в которой про скальзывала нотка торжества: «....Проведал де он, Володимер, за Носом Чукотским по обеим берегам полуост рова до Бобровыхрек 22реки, на которыхреках люди живут, а на Камчатке дереке людей гораздо много, и посады великие— в одномместе юрт (балаганов) сто, по два, по три, а соболей и лисиц есть, а бобров много и ясачную казну собрать мочно». Вместе с пятидесятником Атласовым были назначены «для московской посылки» казаки Афанасий Евсеев, Иван Шмонин, Дмитрий Тюменский и Василий Атласов. Четырнадцатого июля маленький отряд, провожаемый начальством, казаками и другими жителями, отбывал из Якутска. У пристани баюкалась крытая лодка, на которой они поплывут, а мохнатые лошади, приготовленные для тяги бечевой, отби вались хвостами от мошки и слепней. Прощание было шумным, слышались веселые выкрики, добрые напутствия. Обнимая за шею склонившегося к ней мужа, Степанида умоляла сквозь слезы: — Береги себя... — и, куце усмехнувшись, добавила: — Не заводи шашни с московскими бабами. — Обещаю, — улыбка прячется в усах Владимира. — Что за гвалт на пристани? — спрашивает Петр Козыревский сына Ваньку, вбежавшего в дом. Тот хмуро машет рукой: — Да ... Атласов едет в Москву. Петр застонал— то ли от обиды, то ли от боли в спине, где еще не зажили рубцы от стегания кнутом. — Везет же, пся крев, этому проныре... А про себя грозится: «Погоди, Атласов, Петька Козыревский еще покажет себя. Он тоже поедет на Камчатку и сможет не только покорыстоваться, его именем назо вут новые реки и горы, о нем узнает весь мир!..» Через две недели после отъезда Атласова, 28 июля 1700 года, Петр Козыревский подал челобитную в приказную избу: «Великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу всеа великие и малые и белые Руси самодержцу бьет челом холоп твой, неверстанный казак Петрушка Козыревский ». Петька впал в уныние, ему стало жалко себя до слез: после происшествия в Киренске и тайной жизни в тайге, у монахов, он потерял казачью службу. «...Пожалуйменя, холопа своего, вели, государь, меня вЯкуцком приверстать в пешую казачью службу на убылое место и послать меня послужить тебе, вели кому государю, на новую Камчатку реку. Великий государь царь, смилуйся». Горькие слезы обиды и ярости застилали ему глаза, падали на бумагу. Отклик нется ли воевода Траурнихт на его просьбу? В Якутске не хватало людей для отправки в дальние походы, и челобитная была «уважена», но все-таки Петька из-за долгов был отправлен на Камчатку без госуда рева жалованья, за свой счет, и это походило на ссылку с испытательным сроком. Его включили в отряд Тимофея Кобелева, сына боярского, первого в истории полуост рова камчатского приказчика. (Окончание следует).
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2