Сибирские огни, 2008, № 6

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ КАЗАЧИЙ КРЕСТ кружились большие чайки-альбатросы. Но глазеть на море было некогда, вот-вот покажется острог, жителей которого предстояло проучить и смирить. Под завесой прибрежной ольхи тихо подплыли к галечному берегу, с хрустом подтянули лодки и, укрываясь за леском, скопом ворвались в острог. Давнишние мучители еловских камчадалов были ошеломлены, стали разбегаться, но князец Та- вача, рослый, со свирепым лицом, издал боевой клич. Враз посыпались из балаганов воины, вооруженные копьями, луками и стрелами, и сгрудились за спиной князца. С помощью Айги толмач Енисейский разъяснил усть-камчатцам предложение Отласова: вернуть пленных еловцев, подчиниться московскому царю и уплатить ясак. Князец встретил эти слова с негодованием и презрительной усмешкой: — Мы заставляем других платить нам дань. Владимир увидел растерянность на лицах еловцев, они забормотали о чем-то испуганно. Некоторые стали пятиться назад, поближе к лодкам. — Стоять! Инмокан! — разъяренно крикнул на них Морозко. Отласов приказал нескольким казакам выстрелить в воздух. Ружейный гром, с огнем и дымом, нагнал страху на жителей острога, привел их в замешательство. — Взять аманатов! Первым— Тавачу! — крикнул Отласов. Несколько десятков человек было схвачено, в том числе князец. У них отобрали оружие, завязали за спиной руки. — Освободить еловских полонеников! — услушап Айга. Он залез по лестнице в юрту Тавачи и встретил там мать и двух сестер. Обрадованные, они бросились к нему с объятиями, безудержно плакали. Айга и сам смахнул нечаянную слезу. — Поедем домой, — утешал он родных, — спускайтесь по лестнице. А сам задержался в юрте, поджег мох, и, когда стремглав спускался по лестнице, наверху полыхало и трещало сухое корье крыши, взвился черный хвост дыма... К Таваче подступали освобожденные пленницы (их было много) и, захлебываясь злостью, тыкали ему в живот палками, а он одичало крутил туловищем. С поднятыми копьями стояли перед ним еловцы, в том числе Айга, глаза их сверкали гневом. Енисейский сообщил Отласову: — Наши камчадалы просят дозволения расправиться с Тавачей. Владимир помолчал, прикусив губу. Тяжело произнес: — Пусть ведут под обрыв. Чтоб бабы и дети не видели... Труп казненного был сожжен на костре. Пылали юрты тех, кто издевался над еловцами с особой жестокостью. К Отласову обратился местный шаман и торопливо объяснил, что жители со­ гласны уплатить ясак. Ясак был собран повольный, преимущественно красными лисицами. 4 Те из жителей, что сбежали из Устькамчатского острога, донесли до камчадалов, живущих выше по течению реки, весть об «огненных людях», которые карают непо­ корных. Возвращаясь назад, Владимир посещал те многочисленные поселения, мимо которых он с отрядом недавно проплыл. Здешние обитатели встречали прибывших миролюбиво— надо было уважать «огненных людей», к тому же они воочию увиде­ ли, что между людьми Отласова и еловскими ительменами существуют доброжела­ тельные отношения. Особенно приглядывались они к начальнику Отласу: на вид суров, непреклонен, глаза зеленоваты и студены, как в речке, текущей из-под боль­ шой огненной горы. Но в разговоре терпелив и уважителен, даже не отказался, в отличие от своих товарищей, попробовать любимое здешнее кушанье — «кислую рыбу», пролежавшую зиму в земляной яме... Наблюдая за жизнью камчадалов, Владимир понял, что для них пушной промы­ сел, так ценимый им и его товарищами, значит совсем мало. Соболей и лисиц тут водится — хоть пруд пруди, но одежда шьется главным образом из оленьих шкур, которые выменивают у оленных коряков на рыбу, деревянную посуду, сарану. А соболя добывают преимущественно для того, чтобы употреблять в пищу. Соболье­ му меху, равно как и лисьему, жители предпочитают собачий — камчатской белой лайки. Мех лайки (длинный, в четверть аршина) считается теплым, прочным и очень ценным, дороже собольего.