Сибирские огни, 2008, № 6

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ КАЗАЧИЙ КРЕСТ Владимир шел домой. «Скрып, скрып!» — задорно отзывался под ногами снег. Огромная радость распирала душу: скорее бы в поход! Острожные тычины показы­ вали в небо, где сияла вечная божественность ночи. Ох, сколько много звезд — аж жуть берет. Подняться бы в небо да разузнать там все! Но где взять такие крылья? Молодой месяц пас звезды. Бледно-голубой, с морозцем, свет опустился на острог и лелеял таинственную тишину. — Скрып!Скрып!Скрып!— как близок для русской души лунный скрип снега. Гл а в а 5 1 Оленьи упряжки протянулись на заснеженной глади Анадыря. Меж ними гру­ дятся запасные олени. Шестьдесят казаков и промышленников, а также шестьдесят юкагиров-погонщиков направляются в Камчатскую землю. Провожать их вышли оставшиеся жители острога. Упряжка Отласова пока стоит последней. В первой паре справа — крупный и сильный олень с белой звездой на лбу — он будет пролагать дорогу. Погонщик Еремка Тугуланов, поджидая начальника, покуривал трубку, шевелил бровями, тре­ вожа морщины на лице. Со смотровой башни поглядывают на караван трое: Отласов, Морозко, Голы- гин. Поправляя белую, посеревшую от мороза шапку, Владимир наказывает: — Берегите острог. Богом вас прошу. Чаще проверяйте караулы. Чукочи могут напасть врасплох. — На испуг нас не возьмут, — хмурится Лука.— А служивых, конечно, малова­ то, всего тридцать восемь. Но, как говорится, черт пугает, а Бог милует. Владимир обнял друзей и, поддерживая на боку кожаную сумку, спешно спус­ тился по лестнице. Подошел к своей упряжке. — Какая погода будет? — спрашивает у Еремки. — Верхушки деревьев, однако, сближаются, будет тепло. — Ну и слава Богу! — отодвинув доху, Атласов сел на нарту, взмахнул рукави- цей-мохнаткой: — Поехали. Упряжка двинулась вперед, чтобы встать во главе каравана. Мелькнули заинде­ вевшие лица людей, дышащие паром морды оленей. Владимир увидел Ому, кровя­ ные прожилки в белках глаз— они придавали лицу свирепость. «Наверно, сердится на меня за Ювааль; а зачем злиться, если уж давно ее не вижу». Ому он взял с собой как хорошего толмача для общения с юкагирами-погонщиками. Вот Иван Енисейский, белявый лицом, он будет толмачом для переговоров с коряками, подучился их языку, участвуя в походе Морозко. Мелькнули схваченные инеем рыжеватые усы десятника Афанасия Евсеева— казака обстоятельного, рассудительного. И вот уже упряжка впереди цепи отъезжающих. Владимир обернулся и помахал рукой стоящим на смотровой площадке Морозко и Голыгину. Они ответили тем же. Не видел Владимир их заскучавшие лица, ведь тот и другой были близко от Камчатки-реки, но не достигли ее. Иван смахнул слезу, вспоминая, как ехал служить приказчиком в Пенжинское зимовье и вез через горную тундру судовые снасти, якорь и другие принадлежности для плавания — хотел, подобно Ивану Рубцу, дос­ тичь заветной реки морем, только с запада. К сожалению, не оказалось на Пенжине доброго леса для строительства коча, но Голыгин, установив добрые отношения с коряками, двинулся с кучкой казаков по западному побережью Носа до реки Воемли, а потом перешел хребет, тянувшийся вдоль неизведанной земли, и вышел к реке Кара­ те, впадающей в Олюгорское море. По его совету Отласов выбрал этот же путь... Караван двинулся вверх по Анадырю, чтоб позже круто повернуть налево и выйти к истоку Пенжины. Показались скалистые выступы Гребень-Камня, где когда-то убил Владимир се- ребристо-черную лису. Вспомнилась ему Стеша: чует ли она, что начал он поход, к которому так долго стремился?.. Тоска по дому прищемила сердце. — Гляди, начальник, много чубук, — Еремка показал на вершину скалы, где по уступу шли гуськом горные бараны.