Сибирские огни, 2008, № 6
ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ йЙШ КАЗАЧИЙ КРЕСТ год. Сердце щемило от тоски, обидные слезы набегали на глаза, но неминуем был другой выбор. При помощи Цыпандина договорился с его казаком Григорьевым о доброволь ном обмене службами, чтобы вернуться в Анадырск. (Такой обмен был тогда в обычае). Передал Григорьеву, поседевшему в походах, завязанный кожаный мешок, но не открыл тайну — в нем хранилась шкура, какую днем с огнем не сыщешь — серебристо-черной лисицы. Лисице придется совершить большое путешествие. — Вручишь, Иван, моей женке Степаниде, — сказал дрогнувшим голосом. — Не сумлевайся. Вручу сразу по приезду. В Анадырь Владимир возвращался осунувшимся, молчаливым. — Мод, мод, мод! — покрикивал юкагир на оленей, тянувших нарты. Бежали навстречу промерзшие и голые, как метелки, березы. Кругом сгруди лись горы, заросшие разреженной тайгой. Каркнул пролетавший над безлюдьем во рон. Когтистая печаль терзала Владимиру душу: «Близко был от дома, да не судьба. Как там они?..». — Мод, мод, мод! — раздавался голос каюра. Владимир вернулся в Анадырск. За день до отъезда Чернышевского прибежала к нему Ювааль. — Возьми к себе. За меня тебя палкой били. За то, что ты ругался. Однако я стряпать буду. Пол подметать. Скоро к родичам своим поеду. Моря жить буду. Тю лень промышлять... Они поселились в пустующей избушке. Ювааль старалась угодить хозяину, от влечь его от мыслей о родном доме. Однажды они ходили к проруби за водой, и там им повстречался Ома, возвращавшийся из тундры с песцом. Он прошел молча, в уголках его глаз зловеще кровенились прожилки. Нет, не простит он казаку Отласову нанесенную обиду... С Цыпандиным служить пришлось Владимиру недолго, на смену тому прибыл сын боярский Афанасий Пущин. В начале 1694 года новый приказной подготовил «казну» для отправки в Якутск, везти ее поручил Михаилу Голыгину, а в помощь ему были назначены Владимир Отласов и Василий Куркуцкий. Загрустила Ювааль и сказала Владимиру, что хочет зимой поехать к сородичам, живущим на берегу моря, но ей нужна упряжка собак. Владимир купил для нее добрую упряжку, снабдил в дорогу мясом и рыбой, подарил юкагирский лук со стрелами. Простились они пониже острога, на льду Анадыря, прибрежные заросли скры вали их от людей. — Ну, в добрый час, — улыбнулся Владимир и наскоро поцеловал подругу. Оба чувствовали, что больше не увидятся. — Прощай, Волотька, — стрельнула глазами керечка и уселась в нарты, взяла в руку длинную палку, которой погоняют собак. — Кейя, кейя, кейя! — унылый крик чайки разнесся по снежной глади — это подражала птице Ювааль. И когда отъехала, донесся крик другой птицы: — Какаре, какаре, какаре! Так пронзительно стонать может только гагара. 3 Целых три года отсутствовал Владимир в Якутске. Вся нагрузка по дому, по хозяйству легла на плечи Степаниды. Летом надо было накосить для коровы сено, сметать, привезти во двор. Зимой, когда стояли дымные морозы, главной заботой были дрова. Как говорится, будет кручина, когда ни дров, ни лучины. С семилетним Ванюшкой возила Степанида на санках древесный хлам со старого острога. Руки мертвели от стужи, когда голыми руками завязывала возок, а слезы выжимались из глаз и сразу превращались в ледяные корочки. Пришло время, когда не стало у Степаниды ни хлеба, ни денег, и пошла она к дьяку Романову просить выдать часть мужниного хлебного жалованья. Дьяка заглаз но называли в народе «гусаком», и недаром: лоб у него напрямую переходил в горбатый нос, глаза острые, маленькие, подбородок вдавленный. 30
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2