Сибирские огни, 2008, № 6
ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ № КАЗАЧИЙ КРЕСТ 2 Уже в августе 1682 года Владимир Отласов был послан служить на реку Учур— правый приток верхнего Алдана. Там должен был пробыть два года, выполнять обя занности подьячего. Небольшой конный отряд выехал за брусяные ворота острога и спешился, что бы завести лошадей на плашкот для переправы на другой берег. Ленская волна тоск ливо плескалась возле черного просмоленного борта. Расстроенная Стеша прижи малась к мужу, шептала сквозь слезы: — Береги себя. Возвращайся поскорей. Владимир отвечал с хрипотцой: — Не горюй. Вспоминать тебя буду. Кажен день. Владимир обнял ее и поцеловал в полуоткрытые пухлые губы. Когда поднял голову, увидал в толпе провожающих Петьку Козыревского с женой Анькой. Он почувствовал перекрестность их пристальных колких взглядов: Аньку больше при влекал он, а Петьку— Стеша. Сквозняком веяла зависть Козыревских к счастливой паре... Вернулся Владимир через полгода. Учурский приказной Иван Жирков, казачий пятидесятник, поручил ему во главе нескольких служилых доставить вЯкутск алданс- кий ясак, и он это поручение успешно выполнил. Нарочного принял воевода — стольник Иван Васильевич Приклонский. Покручивая длинный ус, он поощритель но улыбался, его обрадовал большой привоз ясака, потому что на Севере, в том числе в Анадырске, поступление пушнины сократилось. — Весьма похвально. Молодцы! С воодушевлением воспринял начальник и сообщение об открытии в верхнем Алдане слюды. — Надо проверить ее запасы. Ежели залежи велики, извещу об этом Сибирский приказ. По поручению приказчика Жиркова Владимир передал воеводе челобитную учурских тунгусов, которые жаловались на злоупотребления сборщика ясака Ивана Усакина. Этот казак брал на себя грабежом, у кого сведает, соболей и лисиц, отнимал силой и чумы лосиные, и топоры, и ножи, а то и котлы. Глаза воеводы стали гневными, голос огрубел: — В то время, когда я пекусь о замирении края, этот корыстолюбец настраивает против нас тунгусов — исправных плательщиков ясака. Шкуру с него спущу! Немного смутившись, натянуто улыбнулся: — Чудный ваш брат служивый. Точь-в-точь как норовистый конь. Сдерживаешь его — он сердится, брыкается, отпустишь вожжи — так понесет, что может опроки нуть на повороте. Тут важно меру соблюсти. А в дальних острогах не все казаки чувствуют государеву власть, излишняя свобода может привести к порокам... Владимир и сам задумывался над тем, какие разные бывают казаки. Одни стре мятся ко благу государства, в них дух здоровой предприимчивости, свободы и спра ведливости. Другие, как Иван Усакин, жаждут грабить не только туземцев, но и казну, и своих товарищей. Грабеж был в обычае старого казачества— донского и запорожского, и не мень ше, если не больше, был свойственен его противникам — степным кочевым племе нам. Отголоски этого обычая не могли не быть, конечно, и в Сибири, но приучала Москва сибирских казаков к строгому порядку, выдержанности, требовала от них от носиться к туземцам приветливо, по-доброму, влиять на них не жесточью, а лаской. С омерзением относился Владимир к грабежам, не имел страсти хватать чужое, а если в походе требовалась еда или олени для передвижения, то мог обменять их у тех же тунгусов на какие-нибудь вещи или просто попросить их о помощи, зная, что таежные люди всегда откликнутся на беду. Ему известно было, что прилив ссыльных и даже уголовников в отряды казаков не мог не приводить к дурным последствиям. Тот же Усакин, будучи ссыльным, был принят в казаки из-за нехватки служилых... Нечаянное счастье плескалось в глазах Стеши, цветом шиповника рдели щеки. — Бог услышал мои молитвы, — горячо шептала она. А когда они ходили в церковь, видела с гордостью, что с ее мужем, как с ровней, толкуют седоволосые казаки. И Владимир отмечал про себя: люди любуются его
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2