Сибирские огни, 2008, № 6

SAUDADE Какая она, Португалия? Открываешь ночное окно навстречу соленым океанс­ ким брызгам, вдыхаешь насыщенный йодом гниющих водорослей воздух, слуша­ ешь шум прибоя, вглядываешься в мерцающие огни рыбацких судов — и понима­ ешь, что оказался на самом краю обитаемой суши, там, «где кончается земля и начинается море» (Камоэнс). Жить на берегу океана — совсем не то, что на берегу моря. Житель Леванта или Андалусии всегда знал, что другой берег моря не так уж и далек. Каждый день отправлялись к противоположным берегам — в Италию, в Северную Африку, на Ближний Восток — корабли, но вскоре и возвращались, гру­ женые товарами или военной добычей. Мореходы знали Средиземное море, как свои пять пальцев, оно было им родным домом, где все знакомо и привычно. Океан — нечто совсем другое. Его не измеришь, у него нет противоположного берега. Кто отважится отправиться туда, где погружается в пучину солнце? Даже и рыбакам нельзя терять из виду родной берег: переменится ветер, нахлынет бурная волна, унесет тебя далеко-далеко на запад, где уже нет берегов, где кипящая бездна поглощает и тушит раскаленное светило. Море может быть твоим союзником и по­ мощником, океан — никогда. Довольствуйся тем, что выплевывают на берег океан­ ские волны, да промышляй рыбу вблизи берегов, а терять сушу из виду не смей, не шути с океаном: унесенный далеко на запад, ты уже никогда не воротишься. Не потому ли так разнится характер и обычаи двух соседних народов, порту­ гальцев и испанцев? Спокойным, тихим, немного «пришибленным» португальцам кажется невоспитанностью крикливая испанская эмоциональность. В свою очередь испанцам не понять происхождения извечного спокойствия и тихой грусти в задум­ чивых португальских глазах. Кошачьи страдания андалусийского фламенко, сопро­ вождаемые яркими и нецеломудренными плясками так непохожи на тоскливое, по­ рой скорбное и неритмичное фаду. Это скорбь о тех, кто навсегда исчез за горизон­ том, кто уже никогда не вернется к родному берегу. Фаду — самое характерное выражение состояния, называемого непереводимым словом saudade. О том, как природный ландшафт отражается в характере и эмоциональности его обитателей, много писал русский историк, автор теории пассионарности Лев Гумилев («Русь и Великая Степь», «Открытие Хазарии», «Этносфера»). Если его выводы справедливы, понятно, почему португальцы такие спокойные. Их транкви- лизирует и смиряет неохватный, такой близкий — и такой неподвластный — океан. Один из моих итальянских друзей, монах из Пьемонта, впервые посетивший Пор­ тугалию, безошибочно определил настроение Лиссабона так: «Какой меланхолич­ ный город!». В XV веке манящая бездна завлекла-таки португальцев. Исчезли их парусники за горизонтом, отдались океанской волне в надежде — может быть, все же есть край у этой вселенской бездны? Необитаемые дотоле архипелаги — Азоры, Мадейра, Ост­ рова Зеленого Мыса, Сан-Томе и Принсипи — стали благодаря их отваге обитаемы. Индия и Китай стали не такими далекими, как прежде, стоило лишь Вашку-да-Гаме обогнуть мыс Доброй Надежды. Еще ближе Индии оказалась Бразилия. Затем гео­ графические карты украсились именами отважных мореходов Магелаеша (Магел­ ланов пролив) и Торреша (Торресов пролив). Но осталась навсегда saudade самой характерной чертой португальской эмоциональности. Это тот фон, на который на­ кладываются все их эмоции. Излюбленное зимнее развлечение современных лисса­ бонцев — приехать в автомобиле к высокому обрывистому берегу, куда-нибудь под Оэйраш, и, не выходя из машины, часами смотреть сквозь лобовое стекло в океанс­ кую даль. Территориальная дифференциация между бывшими португальскими колония­ ми и маленькой метрополией огромна, самая большая в мировой истории. В этом — главная причина того, что несколько поколений назад страна обезлюдела. В XVII- XIX веках целыми семейными кланами горожане и крестьяне отправлялись навсегда «за море», в поисках лучшей доли устремлялись к островам, и дальше — в Брази­ лию, в Анголу, в Мозамбик, в Гвинею, и еще дальше, уж совсем далеко — в Гоа, в Макао, на Восточный Тимор. Это сказалось и на экономическом развитии страны, редкое население которой не могло уже поспевать за Европой. С тех пор, с XIX века, и волочится Португалия в европейском хвосте. Эмиграционный импульс не угас и сегодня, после потери заморских земель: пять миллионов португальцев (треть насе­ ления) по-прежнему предпочитают жить подальше от родины— во Франции, в Швей­ царии, в Германии. В маленьком Люксембурге каждый четвертый — португалец. АРСЕНИЙ СОКОЛОВ Ъ&Щ ИБЕРИЙСКАЯ ТЕТРАДЬ