Сибирские огни, 2008, № 6

А осенью крысиной той Они просились на постой, Где лишь бы лечь да охнуть. Она была за главврача, А он ночами так кричал, Что ей хотелось сдохнуть. А той зимою он ушёл В поля, где всяк— босяк и гол В одной артели братской. Она— жила, она— пила, И бабкою моей была Той самой— ленинградской. А той весною шли дожди, И сердце ёкало в груди В облупленной больнице. Там было резать, было шить, И значит, надо было жить С неписанной страницы. Вояки с нашего двора— Кто блатота, кто фраера, Кто петь ходил на клирос... Она была им не сестра, Её боялись мусора, Я с ней в обнимку вырос. * * * Как ночь нежна, как пахнет мята! Трава любовниками смята, Вода стекает с рук Пилата, И кипарисом пахнет крест. И каждый шаг предсказан в драме, Где можно было б сбечь дворами, Рабби кентует с фраерами, И зарево стоит окрест. Оно стоит, оно не гаснет, И нету памяти прекрасней, И нету жертвы ненапрасней, И всё же, раббуни, скажу: Твоим крестом братва божилась, С ним Церковь под Тельца ложилась, Перед князьком волчком кружилась, А он терпел для куражу. Рабби, я из того же рода — Птенец заблудшего народа, Во мне проявлена природа Птиц толмача и певчих трав В краю, где уд неувядаем, И Б-жий суд не ожидаем, И мы с Тобой не обсуждаем, Что Ты— мой рав.