Сибирские огни, 2008, № 6
* * * Если смотреть из окна вниз, на землю, с высоты десятого этажа, можно и не разглядеть мелких деталей. Игорь готовился к этому шагу долго, с тех пор, как расстался с Катей. 542 дня назад. Расстался окончательно и навсегда... Почему-то подумалось об этой массе покорного, глупого и тупого быдла, которое раскачивается в такт кочкам в салоне битком набитого автобуса в час пик. Игорь сам ездил каждый день в нем на опосты левшую службу, в этом жутком, воняющем бензином и перегаром автобусе, часто закрывая глаза и делая вид, что спит. Глядя на мертвый двор, он представил, как он любовно обвяжет свой груз под осеннюю пухлую куртку, чтобы усыпить их бдительность. Как сожмет в руке за ветную коробочку с обычным переключателем. Как придет на остановку, ежась от легкого морозца, и украдкой заглянет в глаза стоящим рядом с ним. И как увидит в них предчувствие. Как заберется в салон автобуса, в самую середину толпы, любов но прижимаясь к какому-нибудь грошовому демисезонному пальто. Он, может, даже скажет что-нибудь перед тем, как сделает это... А потом щелкнет переключателем, и несколько килограммов взрывчатки на его поясе превратят этот затхлый, никому не нужный и бесполезный островок жизни в бездонное марево. В миллиметровую крошку. В пыль. Игорь знал, что сделает это сегодня... Вдруг среди неживого двора он увидел движение. Как легкий вздох или мазок пьяного художника. Он смотрел вниз, прижавшись лбом к стеклу, и поэтому смог увидеть неизвес тно откуда появившийся внизу силуэт девушки. Чем дольше он всматривался в него, тем явственней ощущал, что когда-то, не так давно, целовал эти губы, гладил эти тонкие руки, мечтал о будущем. Что он, наверное, любил ее. Она не сделала еще никакого движения, не дрогнула ни одной черточкой, ког да он понял, что она зовет его, что любое промедление будет концом всего, катас трофой — страшной и непоправимой. Он понял, что должен быть с ней немедлен но, через секунду, и, ни капли не сомневаясь, совершенно бесстрашно принялся открывать оконный шпингалет... ДОРОГА Мареев поднял воротник и посмотрел вдоль дороги. Серая асфальтовая лента терялась и расплывалась во мгле. Мареев сощурился, пытаясь рассмотреть грань между землей и маревом, линию, где дорога превращалась в точку, в ничто, но увидел только белесую зыбь. Дождь даже не моросил. В воздухе просто болталась мокрая смесь, противно заползая за воротник плаща. Магистраль уходила резко вправо, а примыкающая к ней старая дорога, кото рую разглядывал Мареев, была перечеркнута у съезда куцым шлагбаумом, объехать который при необходимости не составило бы труда. Так далеко от города Мареев выбирался не часто, а за последние несколько лет, можно сказать, не выбирался вообще. Он глубоко вздохнул, разглядывая уходящие под горизонт поля с островками крохотных березовых рощиц. Шел неспешный август, хотя воздух пах осенью. Марееву стало неуютно, он даже зябко поежился. Оттого что он тут один, и оттого что все очень глупо... Требовалось вспоминать что-то важное и хорошее, что случалось в его жизни. То, что должно принести хотя бы временное успокоение, разлить тепло по душе... Он часто представлял, как это будет, как его захлестнет мучительное волнение и слезы навернутся на глаза. Но не вспоминалось. И совсем не хотелось вспоминать. Единственное — Ребенок. Как она трогательно морщит носик, когда рассказывает. Неважно о чем. Как ходила за покупками, или... как ее охраняет Мишка. М-да. Мареев облокотился на планку шлагбаума и закурил. Дорога лежала перед ним как мрачное напоминание. Как непреодолимый искус. 120
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2