Сибирские огни, 2008, № 6
АНТОН АЛЕЕВ № ПОДОРОЖНАЯ ВЕЧНОСТИ Вспышка настигла его где-то на полпути. Она бьша настолько яркой, что Виктор даже присел, как от удара. Блеск, обрушившийся на него, был таким же сильным, как и коротким. Яркий, словно электрический, режущий свет пропал, оставив после себя темную мшу. Будто мгновенно время перенеслось на несколько часов вперед, и насту пили глубокие сумерки. Виктор боязливо посмотрел по сторонам. И увидел. В стороне города, далеко-далеко, сквозь спустившуюся мглу — сВетло-алый конус исполинских масштабов. Он рос вверх, одновременно утончаясь. Исходящие от него смутные пыльные круги, как от камня брошенного в пруд, двигались от эпицентра. Светлый конус померк, и на его месте обрисовался новый контур, болез ненно и узнаваемо превращающийся в большой пепельно-дымный гриб. Виктор не успел подумать ни о чем. Какая-то паническая мысль пульсировала у него в височной жилке, но как-то не по-настоящему, по-детски. Он увидел движение: со скоростью истребителя к нему приближается мутная стена, круша все на своем пути — еще секунда, и она сметет его, как даже не песчин ку, как атом, частицу глупой материи. В тот момент, когда это неминуемо должно было случиться, перед Виктором словно вырос экран. Огненная клубящаяся волна натолкнулась вдруг на препят ствие, обволакивая его, как морская гладь огибает нос корабля. Но Виктор видел, он смотрел, не в силах оторваться, как бешеная стена смерти обходит почему-то его стороной, оставляя его в центре вселенского пиротехнического спецэффек та... Через какое-то время пришел звук. Гул, переходящий вначале в грохот, а по том в какофонию запредельною писка, невыносимого, разрезающего слух напо полам. Виктор судорожно закрыл ладонями уши и, согнувшись, в позе младенца рухнул на зеленую траву. А гриб на месте города все рос вверх, расплываясь и толстея, закрывая собой весь белый свет... Если за пропитание Виктор не переживал — в погребе было достаточно запа сов, да и сам участок щедро одаривал урожаем, — то с куревом поначалу было совсем плохо. Сигареты кончились на третий день, как ни пытался Виктор растянуть удовольствие, а другого табака или махорки в домике не нашлось. Последнее время Виктор выкуривал полторы пачки в день, и отсутствие хоть какой-то дозы никотина стало его мучить просто физически. Мысль о том, что те перь придется бросить курить, приводила его в ужас. Он занялся экспериментами. Он рвал разную траву, сушил, мельчил, сворачи вал самокрутки. Но все было не то. Кроме горького дыма и стеклянного привкуса во рту, из этих затей ничего не выходило. До какого-то времени. Пока он не нашел высокий бурьян у северо-западного края купола. Поначалу измельченные крупинки не произвели эффекта, но уже через несколько минут Виктора буквально накрыла волна привычного никотинового блаженства. Даже слишком. Кроме привычных ощущений, он почувствовал острую грусть и одновременно жгучую радость. Бес почвенную, но спокойно-приятную. Легкую эйфорию от воздуха, от озера, от купо ла. От мыслей про прошлое... Как называется этот бурьян — Виктор не имел ни малейшего понятия, но курить его стал постоянно. Раз в день. После панорамы. Итогда приходили мысли — не эфемерные, а грубые, реальные, подсвеченные флуоресцентными разноцветными огоньками, переливающиеся, как калейдоскоп. И, сливаясь с безумием вокруг купола, они позволяли Виктору слышать далекую музыку— проникновенность флейт, плачи скрипок, божественность арфы, а иногда и сокрушающую мощь барабанов. Он заставлял себя не часто вспоминать о тех, кто был ему дорог. Постоянная мысль об этом доводила его до безумия. Он знал, что никто ничего не успел понять, что все произошло мгновенно, и тут же одергивал себя, вспоминая, как зачарованно смотрел на приближающуюся волну смерти и как пытался замедлить несущиеся сквозь время секунды. Ему было очень плохо, невыносимо. Иногда он просто ложился на землю ли цом вниз и плакал, рыдал в голос, до кашля, пока не начинало саднить горло, пока не кончались слезы. И он продолжал жить, прекрасно отдавая себе отчет, что это ненадолго, что он, быть может, последний человек на земле, конечно, обречен. На очень скорую смерть. Полного одиночества не сможет выдержать никто. И что рано или поздно наступит 114 час полного отчаяния и ... все закончится...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2