Сибирские огни, 2007, № 4

пытаясь вызвать в себе бесстрашие. Приблизившись к ним, заорали и черные. Началось. Первые лиги продержались совсем недолго. Их накрыли десятками тысяч ко­ пий, посланных из центров атакующих полков. Мы потом находили трупики с десят­ ком пик, расщепивших друг друга. Таким плотным был обстрел. У всех, кто наблю­ дал за картиной сражения, а это были бывалые вояки, кровь стыла в члениках. Мы никогда не атаковали до этого чужой дом. Домик над норой рыжих совсем малень­ кий, одно название, но ощущение было такое, как будто это нас атакуют и крошат проклятые черные. Я же говорю, что мир перевернулся от белого к темному. Это нас скоро не будет на свете. Наших малышей пустят на корм кровожадной ораве, а самих растерзают, если не растопчут. Выдержали такое зрелище не все. Крысобой, менее всех закаленный в передря­ гах, чуть не пустил слезу, а Красс отвернулся. Никто их не осуждал ни тогда, ни после. Видно, некогда было. Да и творили потом похлеще. «Сторожевые собаки» Титуса прорвались к норе первыми. Как и договарива­ лись, он не повел войска внутрь, а ударил в спины защитникам по периметру. Вторы­ ми пробились, причем без их помощи, «спецветераны» под командованием Гнея. Очень скоро запах лимфы и крови начисто отбил робкие проявления гуманности. Оборона Юна не продержалась и половины месяца (напоминаю, полчаса по-ваше­ му). Бойцы пошли вниз. Резали всех, кто попадался, без разбору. Рабочих, детей, сол­ дат, офицеров, святых. Попадись там Пикур, не поздоровилось бы и ему, несмотря на мой эмоциональный приказ. Погибло, естественно, много и наших, рыжим терять было нечего, а это вселяло отвагу. Но против острых копий одной смелости отнюдь недоста­ точно. Не обошлось и без сутолоки, «собаки», ориентируясь в темноте по запаху, поби­ ли своих, но совсем немного. Всего-то тысяч двадцать с гаком, это уже мелочи. Когда приблизились к яйцехранилищам, дело сильно застопорилось. Рыжие выпустили каких-то рассвирепевших жуков с рогами и зубами-пилами. В кромеш­ ной темноте истошно орали перекушенные, перепиленные и пожираемые, но никто не отступил. Сзади напирали новые герои, куда уж отходить? Жуков закололи и заг­ рызли почти на ощупь, одного со вспоротым животом вытащили всем на обозре­ ние, как только стало возможным. Больше не о чем тут говорить. Яйца маток сразу не уничтожили, но только потому, что такая армия должна была что-то кушать. Если дохлых муравьев я запре­ щал использовать как продовольствие, то такое лакомство, как яйца — наоборот. Маток, всех трех, еще живых и дрожащих от страха, доставили в штаб. Убили их незамедлительно, у всех на виду, вместе с обездвиженным Юном. Беднягу хватил удар во время схватки в штабе, там его и взяли полупарализованным (вовремя Гней стрельнул муравьиной кислотой). Странно, их главный святоша, что щеголял в золо­ тистых одеждах, защищал императора наравне со всеми. Мне б такого бедового инквизитора! Хотя, если вдуматься, ничего не мешает... «Такой вот жестокий век наступил». (в народе — Бабочник) из семейства бражников: Я — наикрасивейший, изящный махаон. Витаю над полчищами недоумков- муравьев в бесконечном танце. Мои прелестные возлюбленные и их фрейлины кру­ жатся вокруг. Солнце, до которого не долететь, блистает в восходящих испарениях и ажурных крыльях. Океан красок бушует и наполняет сердца красотой. Рождается любовь в самом закоренелом цинике и робко преображает мир. Сладкий цветочный сок сегодня особенно недурен. Он дурманит голову неде­ лями напролет и делает всех легкомысленными на ветру. Удачно складывается жизнь, тепло, искристо, и много друзей вокруг. Кажется, она будет вечной. Вот мы и думаем об этом вечном, пока порхаем с цветка на цветок, упиваясь нектаром. А еще говорят, что наши будни полны тревог и лишений? Давеча я слышал подобную глупость от старого паука, чьих сетей мне удалось избежать. Легко и свободно. Никому не пой­ мать благородного любимца судьбы. Мною восторгаются реки и озера, дубравы и луга. Я— центр Вселенной, все крутится вокруг цветастого баловня. Так будет всегда. А все потому, что мы и есть всегдашняя истина— мы и наша любовь. Тягот не бывает, день склоняется к зениту, и пляски в воздухе только подчер­ АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВ МУРАШ ВЕЛИКИЙ