Сибирские огни, 2007, № 4

сильно ослабило гарнизон Дома, но в конечном итоге спасло нас. Железняк метался по тылам, выжидая и ища самое незащищенное место у Огюста. СС занимались откровенной партизанщиной, а Великий Тринадцать, располагая мощной армией, не спешил вступать в схватку. Изматывающая противника осада Дома продолжа­ лась, и нужно было немного потерпеть, не торопиться. Он все правильно делал, я его награжу. У Тринадцатого, как и у меня, чрезвычайно развита интуиция. Погиб Софокл, Великий Одиннадцать, номинально командовавший СС по ста­ рости. Пожалуй, еще в самом начале первой битвы. Возглавил «собак» Титус, вто­ рой заместитель Софокла, он-то и организовал маневрирование, позволившее ему сначала сдерживать, а потом гнать и терзать львиную долю резервов Юна. Эсэсовцы слушались его не в пример Гаю (по сути — новичку среди отвязанных «собак»), беспрекословно. Поговаривают, что Тит лично загрыз полсотни чересчур своенрав­ ных бойцов. Но теперь зато: если влево— то влево, а не очертя голову вперед. Цель вполне оправдала средства. Непонятно, что случилось с Гаем Жестоким. Подозреваю: как бы его не при­ кончил нынешний глава «оторванных псов». Что-то похожее уже произошло недав­ но с Британиком, чье место занял Степенный Семнадцать. Титус и Британик давно метили на место командующего СС и грызлись между собой постоянно. В результа­ те, одного из них нашли растерзанным позапрошлой ночью, почему и освободилась вакансия для Гая. Такое часто случается впотьмах. Новая темная история сейчас была бы крайне некстати. Конечно, жалко товари­ ща детства, поскольку с ним в свое время много муравьиной кислоты перевели. Он стоически перенес опалу после той истории с Истребителем Вшей, я даже его «про­ стил» и снова начал выдвигать. Но отныне придется признать любимчика геройски павшим, чтобы оставили в покое плавного оторву, преданного до мозга костей. Веро­ ятно, так оно и лучше, уж больно непоседливым был покойничек. Недаром учил его уму-разуму, осаживал, вплоть до разжалования. Кого люблю, того и колочу гораздо больше. Зря он на это обижался и зыркал исподтишка. Пропал без вести Прокуратор. Как я его ни презирал, а чувствую себя будто без лап в некоторых случаях. Второй был просто незаменим в патовых ситуациях. Тацит говорит, что, как только открылся левый фланг, он послал его во главе пяти легионов в обход свалки ударить в спину рыжим. Тем более что Великий Два сам предложил рискованный маневр через густые заросли. Возможно, тот заблудился в кустах сире­ ни, но, как бы там ни было, Тацит добивал противника без него. Так и сгинули пять легионов в этой неразберихе с начавшимся отходом. Опоз­ нать же кого-либо среди обезображенных убитых зачастую невозможно. Как назло, Прокуратор взялся обстреливать новобранцев, не имеющих нагрудных табличек. Получилась одна большая братская могила. Много имен погибших, именитых и безродных. Примерно пятьсот тысяч. Целая армия. Еще сотня тысяч калек и раненых, с которыми не знаю, что теперь делать. А с другой стороны, не так уж и много для такой-то битвы. Потери обоих императоров не поддаются подсчету. Бесформенная бесконеч­ ность. Про Юна если еще можно что-то предположить — почти три миллиона пав­ ших (практически все), то про Огюста... Мы держались в Доме из последних сил, дожидаясь помощи Железняка, но если бы он не ударил, не знаю, чем бы кончилось. Какие тут наблюдения и расчеты? А когда начался кавардак с бегством огюстовых армий— тем паче. Струхнул императоришка. Мы были так злы от усталости, что и самые праведные не вспомнили заповеди Матери: не убий лишнего. Убивали с трех сторон. Я в авангарде, СС справа, Железняк слева. Остановились только после того, как черные вконец обессилили догонять бесславно удиравших. Вся армия спит замертво под открытым небом. Не знает Мар — третий рыжий император, а приходи и забирай нас голыми руками. Скоро рассветет, но я не разбу­ жу ни единого солдата, пусть отдохнут, как следует. Смотрю на бабочек, порхающих вверху, вот воистину тупые создания. Как ни в чем не бывало танцуют свой глупый танец любви и продолжают радоваться безмятежности. Балбесы, какая еще любовь- морковь, придумали себе нектарную сказочку послаще. Нет ее в помине, есть только вечное противоборство за матку пожирнее, каких любил рисовать рубака Руббинс. Видели бы вы, как у пчел самочку заряжают несколько тысяч особей попеременке. И как их потом самих выволакивают из улья за ненадобностью. — Так что ты говоришь, Святоша?— я отвлекся от своих мыслей ненадолго. — Прости, еще недостаточно проснулся.