Сибирские огни, 2007, № 4
НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ БЕЗУМЕЦ С ТУСКЛОЮ СВЕЧОЙ... не совпадают, но даже и не рядом в алфавите, да и издания, в каких они печатались, за исключением газеты «Омская правда», совсем разные. Это был явно след, оставлен ный по небрежности собирателями компромата на дядю Витю, о чем я, естественно, поведал молоденькой служительнице библиотеки, изумившейся такому непорядку, тотчас ликвидированному. Расцепленные карточки заняли свои места в положенных для них ящиках, а до меня, как определила «библиографиня», они востребовались лишь однажды— чуть больше четверти века назад. «Фамилии вот только не разобрать, кем именно», — посетовала служительница. Да мне фамилия была ни к чему... Интересен состав свидетелей, в одностороннем порядке и по инициативе обви нителей представляющих, извините за тавтологию, сторону обвинения, поскольку суд не счел нужным заслушать свидетелей защиты: от заключенных— до поэта, от соседей по разным местам проживания семьи Некипеловых— до жены дяди Вити, которая, уж не знаю каким образом, могла свидетельствовать против мужа. Должно быть, обвинители рассчитывали, что Нина Михайловна, возмущенная таким изощ ренным издевательством, наговорит дерзостей в суде, что, конечно же, ужесточит и судебное решение. Но она, всегда эмоциональная и острая на язык, каким-то обра зом сдержалась, и даже уголовники, с которыми дядя Витя просидел не один месяц в следственном изоляторе, ничем его не опорочили, отзываясь о нем только с уваже нием. Не так, как предполагали обвинители, повел себя в суде и барнаульский поэт Анатолий Афанасьев. Он твердо заявил, что стихи, которые присылал ему коллега по творческому цеху, а теперь обвиняемый Некипелов, вовсе не клеветнические, а ис торические, а чтобы суд в этом убедился, он готов тут же их и прочесть. Но его, скажем так, просьбе, понятно, не вняли. Суд, словом, оказался судилищем, а не судом, и руководствовался не очевид ным, а сфабрикованными КГБ материалами. Но и до суда, и после него, похоже, комитетчики еще не доискались причин, толкнувших благополучного вроде бы со ветского гражданина на противоправный, по их разумению, путь. Они доскребутся до них позже, суммировав эти причины в одну главную ко времени, когда дядя Витя, набрав вес в правозащитных кругах, получит второй срок — уже не просто как антисоветчик, а антисоветчик-рецидивист. Газета Сибирского военного округа, упомянутая мной уже не раз, в редакции которой так и не привелось служить дяде Вите, это только начальный для него раздра житель против строя, которым надо гордиться,— докапывались до истины кагэбэш ные аналитики. Если, конечно, ему не предшествовали не исполненное желание вне сти свой вклад в разгром фашизма и расформирование артиллерийской спецшколы. Увольнение из армии тоже не могло не вызвать недовольства их поднадзорного. Неудачный первый брак— опять минус государству, поскольку советская семья — ячейка советского общества, а общество не приняло необходимых мер, чтобы сохра нить семью. Нечастые публикации, поздний выход первой книжки, особенно на фоне столичных щелкоперов, штампующих свои произведения чуть ли не со школь ной скамьи, — и это не могло не отразиться негативно на мировоззрении «сошедше го с рельсов» поэта с фармацевтическим образованием — итожили, думается, «ис кусствоведы в штатском». Но прежде-то на особом учете в «конторе» он никогда не состоял. И вдруг, едва сочетавшись вторым браком, как с цепи сорвался! А в первом и не рыпался против государственного строя. Почему? Да из-за воздействия, или влияния, элементарно, супруги. Она-то сидела у Комитета на крепком крючке, да вот, сбив мужа с пути истинного, с крючка сорвалась, поспешив стать матерью. Иначе бы статью «приши ли» ей, несмотря на замужество, а так пришлось, чтоб не остаться в дураках, отыгры ваться на ополоумевшем от любви мужике. Подножку-то, как ни крути, им подста вил все же этот писака... Позже, правда, до комитетчиков дошло, что это была не подножка — просто муж Нины Михайловны умно вывел ее из-под удара. Рыцарь, мать его! Но доспехи- то, нас не проведешь, обороняют жену, а ты, по сути, перед нами голенький... И когда дядя Витя «уйдет» на второй, уже семилетний, срок, один из сотрудни ков «компетентных органов», не сдержавшись, с яростью бросит в лицо Нине Ми хайловне открытым текстом: «Ты страшнее мужа! И это тебя надо судить в первую очередь!» А накануне первого суда над ним она услышит сожалеющее, но не в свой, конечно, адрес: «Мы вообще и вас могли арестовать, да учитывая, что у вас двое детей...»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2