Сибирские огни, 2007, № 4

НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ БЕЗУМЕЦ С ТУСКЛОЮ СВЕЧОЙ... догадаться, что пережил дядя Витя, когда рядом с ним, « дыша духами и туманами », оказалась цветущая женщина. Сначала, возможно, и «чудное мгновенье», как без малого три десятилетия назад в Харьковском фармацевтическом институте, в одной из аудиторий которого и явилась впервые перед ним «мимолетным виденьем» сту­ дентка Комарова. Но тут же, по складу своего восприятия действительности не толь­ ко поэт, но и логик, взглянув со стороны на пару, сильная половина которой пред­ ставляла жалкое — почти как на полотне Василия Пукирева «Неравный брак» — зрелище, дядя Витя, выражаясь уже по-нынешнему, и «ушел в отключку». И вовсе не из опасения, что он, и без того значительно старше жены, да к тому же физически измотанный лагерной жизнью, несостоятелен как мужчина. Нет, дядя Витя, по-пре- жнему, но только еще нежнее, любящий свою Нинушу, не мог позволить себе стать обузой для нее. Он и без того обязан ей за прекрасное прошлое с ним и за годы его заточения, которые она была ему верна. Интеллигент, он, предполагаю, надеялся даже на большее: что у его единственной, которой он даст свободу, прикинувшись забывшим прежнее и потерявшим интерес к настоящему, появится тот, кто, говоря уже по-старинному, составит ее счастье. Приносить себя в жертву, боюсь, для дяди Вити стало уже навязчивой, или болезненной, потребностью — ideefixe. Если, ко­ нечно, игнорировать такое объяснение его «отстранения», которое тоже вполне в характере дяди Вити: оказавшись в ссылке, он не исключал возможности, что его вернут в зону. Поскольку, по свидетельству Нины Михайловны, «кричащей газет­ ной «гласности» Ви не верил»: —-Очередное вранье! Как не верил и последнему Генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горба­ чеву, называя его Гробачевым: — Он еще покажет себя !.. И дядя Витя не ошибся — показал! И такое предвиденье, согласитесь, вряд ли свойственно человеку, у которого якобы неладно с головой. А что до Парижа, оказавшись в котором, дядя Витя не избавился от « перегрузки памяти», то и здесь он не обрел свободы. Напротив. Франция, кичащаяся своей демократией, как глупая девчонка утраченной невинностью, что, полагает она, от­ ныне дает ей право ложиться под любого, стала для дяди Вити еще более тяжкой, чем прежде, неволей. Уже от России. Потому что именно на французской земле он впер­ вые осознал себя смертельно русским, а для русского даже сума или срок — счас­ тье, если они выпали ему в стране, без которой весь мир — чужбина. Вот о чем и мое стихотворение, открывшее эти заметки к роману. 22 Политическим узником советских психушек, тюрем и лагерей Виктор Некипе- лов пробыл в общей сложности девять лет, но его стихи, проза и публицистика даже из одиночных камер проникали в зоны и на волю, распространялись в списках, печа­ тались в «сам-» и «там-»издате, в максимовском журнале «Континент» и другой эмигрантской периодике, звучали по радио «Свобода». Что, правда, в отличие от менее известных, чем он, собратьев по перу, зашибавших на сотрудничестве с забу­ горными средствами массовой информации неплохие деньги, не принесло ему и гроша. А ведь мог, уже в конце семидесятых годов заочно принятый в Европейский и американский ПЕН-клубы, пусть не обогатиться, но заиметь приличные вклады в заграничных банках. Да вот от рождения и по воспитанию оказался бессребреником и идеалистом. Активнейший участник Московской Хельсинкской группы, занимав­ шийся в ней, отмечу, не демонстративным отстаиванием каких-то мифических сво­ бод, как большинство диссидентов, в нее входивших, а конкретными проблемами защиты прав инвалидов, дядя Витя, считаю я, был Дон Кихотом правозащитного движения в Советском Союзе, поскольку понимал, что бьется в общем-то с ветряны­ ми мельницами: Есть вопросы, нет ответа!.. Спорим, курим, ждем мессию, Чтоб, проникшись высшим светом, Вместе с ним спасать Россию.