Сибирские огни, 2007, № 4

располагает. В 1974 году Л. действительно проводил беседу с Вами, однако она не являлась результатом какой-то разработки. Данными о судьбе полученной от Вас литературы он не располагает. Начальник отдела подполковник (фамилия)». Нет, переименование не изменило сути спецслужбы, и эта отписка на мой зап­ рос, ставший почему-то ходатайством, насквозь лукава. Хотя бы потому, что, коли нет на меня и дядю Витю в архиве никаких материалов, то и изучать-то совершенно нечего... Конечно, в ту пору я был молод и глуп, но не настолько же, чтобы спутать задержание со случайной, скажем, встречей, а форменный допрос, устроенный тог­ да товарищем, а теперь господином Л., сначала в служебной «Волге», в какую я был им усажен у проходной на работу, а затем и у меня дома, считать беседой ! И после в течение полугода кто это, интересно, периодически мотал мне нервы в одном из кабинетов «Серого дома», склоняя то посулами всяческих благ, то запугиванием к сотрудничеству, выражаясь тамошним языком? Когда же обработка по принципу кнута и пряника оказалась тщетной, с чьей это легкой руки лишился я сначала рабо­ ты, а затем и студенческого билета?.. Параллельно со мной, о чем тогда и не догадывался, а теперь знаю точно, трясли и Валерия Александровича— брата дяди Вити, и престарелого их отца Александра Павловича, живших также в Омске. А вот, надо же, об этих целенаправленных дей­ ствиях в архивах УКГБ никакой «информации не выявлено». Что же касается литера­ туры, у меня изъятой, то ее, выходит, не изъяли, а от меня же и получили, пусть теперь и не ведают, куда это она канула. Товарищ Л., будем считать, опальными произведениями пополнил свою личную библиотеку, чем, надо думать, спас меня от тюрьмы, за что низкий ему поклон. Владимира Буковского в 63-ем году за хранение толькооднойкниги «Новый класс» Милована Джиласа бросили за решетку... Правда, в моем случае протокола изъятия не оформлялось, да и ордеров или распоряжений на задержание и обыск не было, как, впрочем, и обыска, — сам отдал, когда точно назвали, что именно почитываю в сво­ бодное от трудов праведных время. Но что меня задержали, не скрывал и любитель присваивать (если все же не присвоил — извиняюсь) чужое: имеем, мол, право, кажется, административное. Все было выстроено на давно отработанном кагэбэш­ никами психологическом расчете: сам отдаст, растерявшись и испугавшись. Однако, взбрыкнись я тогда— появились бы на свет, думается, и соответствующие бумажки, как когда-то перед дядей Витей, написавшим затем «Балладу о первом обыске», дати­ рованной 13 июля 1972 года. Число «тринадцать» для него, как и для меня, прямо-таки преследуемым этим числом с детства, было, похоже, не очень счастливым: Я ожидал их так давно, Что в час, когда пришли, Мне стало так же все равно, Как лодке на мели. Я оглядел их сверху вниз — Процессиютеней: На козьих ножках— тельца крыс И хоботки свиней. Они рванулись, как на мед, На давний мой дневник... Они оставили помет На переплетах книг... Какой-то выхватив альбом, Захрюкали в углу... А я стоял, прижавшись лбом К прохладному стеклу. А я глядел на дальний бор, На три моих сосны, И знал, что все иное — вздор, Непрошенные сны. Там, отрицая этот сброд, Лаская и даря, — НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ БЕЗУМЕЦ С ТУСКЛОЮ СВЕЧОЙ...