Сибирские огни, 2007, № 4

НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ БЕЗУМЕЦ С ТУСКЛОЮ СВЕЧОЙ... членов Союза писателей СССР, едва ли десятка два, причем вовсе не из тех, кто были на слуху, не писали на потребу власти. Остальные выдавали на-гора идеологические однодневки, и чтение между строк, предполагаю, даже поощрялось, как, уже несом­ ненно, и творчество иных «правдорубов», оставшихся на плаву и посегодня. Между­ строчное чтение было инспирированной отдушиной для прослойки общества, име­ нуемого интеллигенцией, большинство представителей которой можно справедли­ во проштамповать термином «образованщина». Их запросы не простирались даль­ ше заграничных турпоездок, в каких можно отовариться модными шмотками. Даже действительно талантливые были почему-то помешаны на вещизме, как, скажем, Иосиф Бродский на blazer, что, кто не знает, — пиджак приталенный спортивною покроя из шерстяной фланели. Система откровенно «приталивала» на немногих то, что, по размышлении, можно было пустить или не пустить затем в массовый обиход. Контролируемая дозволенность присуща любой государственности, но в такой урод- ливо-извращенной форме— немногим можно, большинству нельзя — проявлялась лишь в моей Отчизне да якобы в братских ей странах, теперь с Россией в большин­ стве своем разбратавшихся. Дядя Витя, не подозревая о том, был на подступах к «немногим», а НинаМихай­ ловна относилась к большинству и, подначиваемая старушками-эсерками, очень стремилась вырваться из его тесноты, чтобы обрести какую-то немыслимую, как Алые паруса для всех, свободу, внушенную ей, опять же, немощными физически, но духовно не сломленными контрреволюционерками. Выпендривание же на общем шестке, да еще в провинции, не поощрялось. А проведай в местном управлении КГБ о размножении на пишущей машинке «подрывной» рукописи — Нине Михайловне было бы не сдобровать, мягко говоря. Почему она и застала, вернувшись с работы, дядю Витю в такой позе — сжав­ шим, как при головной боли, виски. А еще, наверное, ослепшим и оглохшим, добав­ лю я, потому что не услышал и не увидел, как, открыв дверь квартирки, прошла любимая в комнату к нему... 16 13 февраля 1974 года у меня изъяли не подпольные рукописи — «Один день Ивана Денисовича», опубликованный в «Новом мире», номера которого были у многих. «Ушел» помимо моей воли и сборник прозы Владимира Максимова, куп­ ленный с легального книжного лотка на ВДНХ осенью 1970-го, — я с его томиком, единственным на весь Омск, выпендривался направо и налево. Дата изъятия запом­ нилась так точно по простой причине. Чекист Л., осуществивший мое задержание ранним утром, торжественно объявил: — Сегодня из нашего государства выдворен Солженицын! Наверное, я стал первым из омских обывателей, узнавшем об этой акции преж­ де официального сообщения по радио об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 12 февраля упомянутого чуть выше года. Сердце мое, помнится, дернулось в пятки, но я все же попытался сыронизировать: — И меня вслед за ним выдворяют? — Нет, вы задержаны в профилактических целях, — был ответ. Спустя четверть века, связав тогдашнее вторжение КГБ в мою жизнь с первым арестом дяди Вити, совпавшим с выдворением из СССР автора «Архипелага ГУЛАГ», я обращусь в местное управление этой же, но уже под другим названием, организации с соответствующим запросом, высказав и надежду, что мне позволят глянуть в мое «дело», какое когда-то видел собственными глазами. Однако после уточняющих телефонных разговоров, инициированных сотрудниками «Серого дома», как и поныне величают в Омске огромное здание бывших «комитетчиков», унаследованное теперь ФСБ, получу по почте следующий текст: «Уважаемый Николай Васильевич! В ответ на Ваше ходатайство сообщаем, что нами проведено изучение ма­ териалов архива Управления с целью поиска сведений, касающихся лично Вас и Некипелова В.А. Проведена беседа с бывшим сотрудником УКГБЛ., на которого, вероятно, Вы ссылаетесь в ходатайстве. По результатам изучения материалов архива, информации, касающейся Вас и Некипелова В.А., не выявлено. Л. сведениями в отношении Некипелова В.А. не