Сибирские огни, 2007, № 4

НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ БЕЗУМЕЦ С ТУСКЛОЮ СВЕЧОЙ... Дядя Витя, сдается мне, был от рождения по своему психотипу не бойцом или борцом, а созерцателем с комплексом вспомоществования, почему и доставалось ему от чужих и своих, а горести, беды и болячки других переживались им горше собственных. В нем точно воплотилась первая часть библейской заповеди: « Возлю­ би ближнего своего », — а вот вторая — «как себя», — если и начинала реализовы­ ваться, то вскоре по разным причинам, чаще всего привнесенным как раз ближни­ ми, поглощалась первой, и дядя Витя в итоге оказывался крайним, приняв на себя громы и молнии. «Громоотвод»— было у него такое прозвище наряду с «харбинцем» в училище военных фельдшеров, только если громоотвод, как техническое устройство, обяза­ тельно заземляется, чтобы самому не пострадать от разрушительного воздействия атмосферных разрядов, то Всевышний запамятовал «заземлить» дядю Витю. И он, осознавая эту оплошность, не спешил ее исправить, уповая или на расхожее «все под Богом ходим», или, что вероятнее, созерцательно надеясь, что с ним в действи­ тельности ничего страшного не случится. Пассивность по отношению к собствен­ ной судьбе, хотя, конечно, и не беспредельная, перерастала в упрямство и упорство, когда дяде Вите представлялось, что от него, пусть в малой степени, но зависят судь­ бы дорогих, близких или просто знакомых ему людей. Он вставал на их защиту не с кулаками или наперевес с ломом, от какого, известно, нет приема, а заслоняя собой, или разделяя с ними их участь: Но если уж надо во что бы ни стало Свершить мне свой выбор, найти свой приют, — Я буду всегда среди тех, кого мало, Кого притесняют, неволят и бьют... Всяческие притеснения, даже вроде обыденных мальчишеских или юношеских стычек, в итоге которых кто-то все равно оказывается пострадавшим, воспринима­ лись дядей Витей, повторю вновь за мамой, дикостью. Но если в молодости он вос­ ставал против этой дикости инстинктивно, то в зрелые годы— сознательно, оказав­ шись по стечению обстоятельств в самом центре правозащитной бучи. И обстоятельства эти начались для него с рукописи, ужаснувшей дядю Витю не злоключениями натерпевшейся от Советской власти ЕкатериныЛьвовны Олицкой, а причастностью к этой пачке машинописных страниц его любимой; Прознай КГБ, что сей труд не только выправлен, а еще и распечатан в нескольких экземплярах Ниной Михайловной— ив козлах отпущения окажется именно она: за распростра­ нение антисоветчины. С авторши-то преклонного возраста, в силу возраста не пред­ ставляющей никакой опасности для государственного режима, какой спрос? Поче­ му, здраво рассуждая, и поселили ее вкупе с канадской коммунисткой не в какой-то сибирской глухомани, а в европейски покойной и цветущей Умани. Но явно преследуя определенные цели. Логик по складу ума, дядя Витя не мог не предположить, что такое благодеяние неспроста, и за ним кроется игра кагэбистов под условным названием «фонарь». Им, провинциальным охранителям государственных устоев, не проявляй они прово­ каторских инициатив, пришлось бы подавать в отставку за ненадобностью, посколь­ ку уманьские обыватели, включая и тамошнюю интеллигенцию в лице нескольких десятков учителей, медиков, журналистов и одного члена Союза писателей Украины — поэта Владимира Задорожного, никак не выказывали противоправной полити­ ческой активности. Отчитываться же перед вышестоящим начальством в результатах своей неусыпной бдительности надобно. Старушки с бурным эсерствующим про­ шлым и стали, не ведая, конечно, о такой подставе, этим самым «фонарем», притяги­ вающим своим светом неразумных «бабочек». В квартирку дома на Коммолоди, 6 , которую посетил даже Солженицын, не могли не «слететься» самые продвинутые в безобидном вольнодумстве уманьцы, что только радовало надзирающих за этим «садком», сообщавших, без сомнения, в отчетах «наверх» о находящихся в разработке потенциальных «врагах народа». Их, правда, было— всего ничего, самых активных, собиравшихся по праздни­ кам обсудить литературные новинки, политические новости страны, строящей ком­ мунизм, да выпускавших ежегодно рукописный альманах со своими прозаически­ ми и поэтическими опусами— кот, как говорится, наплакал. Однако в этом тесном и ничуть не опасном для Советской власти кружке наверняка не обошлось без подсад­