Сибирские огни, 2007, № 4

АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН Ж БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ ПОЭТА инструкторарайкомаи обкомаВЛКСМ. Внеопубликованномстихотворении «Мояродослов­ ная», посвященномгодамстуденческойюности, А. Кухнопозднее вспомнитсблагодарностью «сокурсников моих по факультету //за комсомольский жар души моей» и родной вуз «над берегомреки, со всехстороносвистанный ветрами», где«любовь ипеснибралиначало». И действительно, в этих стенах зародилась первая большая и на всюжизнь любовь А. Кухно, здесь он по-настоящему ощутил свое поэтическое призвание. И то, и Другое в судьбе поэта окажется тесно взаимосвязанным. 14февраля 1951 года новосибирская облас­ тная молодежная газета «Большевистская смена» опубликоваластихотворение студентавто­ рого курсаНовосибирского пединститутаА. Кухно«Лыжники», которое стало егопоэтичес­ ким дебютом. А летом того же года на педагогической практике в одном из пионерских лагерейначинающий поэт познакомится с первокурсницейОльгой. Ихдружба очень быстро переросла в большое, глубокое и сильное чувство, и они поженились. Молодоженам пришлось поначалу очень туго. Родня к их браку отнеслась весьма на­ стороженно и не горела желанием помочь. Из стихотворения «Сколько зим по задворкам чужим...», написанногодесятилетие спустя, этохорошо видно: От семнадцатидодвадцати—- ни угла, ни родного тепла. Не в чести у родных, не в чести наша горькая нежность была. Описывая начало семейнойжизни, мыканье «позадворкам чужим», поэт сблагодарно­ стьювспоминаеткак светлое пятнотой порынезнакомуюженщину, приютившуюмолодых в своейхибаре, согревшуютеплом их самих иродившегося здесь первенца: Низко кланяюсь женщине той—• из душевных исамых простых. Обернулась чужой добротой неразумная строгость родных. Становясь примером подлинной родительской любви, та «хозяйка с чужого двора» преподносит серьезный нравственный урок. Оначальной поре семейной жизни («... пронашелихоежитье») рассказываети стихот­ ворение «Сними сменя труднуюпамять...», прижизнипоэтане публиковавшееся. Внем— отрудномпроцессе «притирания» характеровдвух любящихлюдей. Признаваясь втом, что он «часто взрывался», что через егодушу прошла «цепная реакция гнева», поэт вместе с тем стремится убедить любимую женщину, что не было в этой взрывной эмоциональности ни злобы, ни коварства, что на самом деле был он «и нежней, и верней, и упрямей». И это подтверждается воспоминаниямимногихсовременниковА. Кухно, отмечавшихкакегоерши­ стый характер, излишнюю, порой, резкость, несдержанность, так и доброту, умение услы­ шатьчужуюболь, «неспособность пройтимимочьей-либо беды»1.А. Лиханов подчеркивал, что «нежность странно сочеталась вСаше сугловатостьюхарактера, которые иные принима­ ли за трудность. Но угловатость эта была не чем иным, как мятежностью, той особой взвол­ нованностьюсердца, егообнаженностью, чтотак частоприсущи подлиннымбольшимталан­ там»2.Хотя, возможно, это было просто проявлением обостренной егоранимости. «Первые беспомощные зимы. //Втридорогананятый уют» находят свое отражение и в стихотворении «Зима». Но если предыдущие окрашены горечью, то это—полно светлого, мажорного ощущения, идущегоотпрекрасногозимнегоморозногодняибезграничнойлюбвик самомублизкомучеловеку. Поэтуудаетсянайтипростойи эффективныйспособощущение это выразить,доказать, чтоони всамомделе«инежней, и верней». Наметенные за ночьсугробыон сравнивает со стаей «белых псов сторожевых», которые, наигравшись иустав заночь, «зары­ лись вснеговомдыму». Илирический герой готовнемедленно сразиться сними: Раскидаю!.. Только шерсть клоками Полетит с незваных сторожей... Солнце придержу за облаками, понастроюснежныхкрепостей, прорублю широкую траншею, — не к калитке — к людям прорублю!.. Чтобы шла, девчонкой хорошея, женщина, которую люблю. 1 Краснов И. Штрихи к портрету друга. // Александр Кухно. Слова, зовущие к добру... — Новосибирск, 1981. С. 289. 2 «Смена», 1978, №21.