Сибирские огни, 2007, № 4

АЛЕКСЕЙ ГОРШЕНИН БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ ПОЭТА Наверное, лучше всего осебе рассказатьмог бысамА. Кухно—«объяснить себя может лишь сам поэт, лишь он обладает даром сказать полную правду о себе»1. Но говорить о собственнойличности оннелюбил, считал какбыдурнымтоном. Даже автобиографический рассказ о годахдетства «Откуда азъ есмь...» посвящен прежде всего его «классным руково­ дителям»—людям, оказавшим на негодуховное и нравственное влияние. А когда в начале 1970-х Западно-Сибирским книжным издательством готовилась книга «Писатели о себе», которуюсоставляли автобиографические очерки сибирскихлитераторов, А. Кухно наотрез отказался принимать в ней участие: «—Писать о самом себе?! Да ни за что! Заслужу— другие напишут»2. Давно уже, давно заслужил! Как заслуживает всякий истинный поэт, сумевший всей судьбоюдоказать «нелегкое право» им быть изажизнь своюрасплатиться «чистым золотом каждой строки». Остается восполнить досадный пробел и попытаться написать, наконец, очерктворческой судьбыодногоиз интереснейших сибирскихпоэтов. 1. Пора первоначальная Водномиз самыхизвестных своих стихотворений«Ранимость»А. Кухнописал: Смладенчества, как на готовом, она всегдажила сомной. За все, что есть пережитого, обязан я лишь ей одной... Отсюдаможно сделать вывод, чторанимость, ставшая своеобразным нервомпоэзииА. Кухно,—егоисконное свойство. Ондействительнообладалсрожденьянизким,по выражению психологов,«болевымпорогом»(отсюдасмедицинскойточкизренияиповышеннаяранимость). Но и какличностьА. Кухно формировался внелегкойжитейской атмосфере, еще более обо­ стрявшейэто свойство егодуши. Такая вот своегорода система«сообщающихся сосудов». АлександрАнтонович Кухнородился 15апреля 1932 годав селе КлючиСлавгородские Алтайского края. Неподалеку расположилось иродное село его отцаОреховЛог, гдеАнтон Данилович уже вдвенадцатьлет батрачил вкулацкой семье. Этидорогие сердцуАлександра Кухно места оживут позже в стихотворении «Ключи Славгородские». Вернувшись на «малую» своюродину, поэт «на пороге родимых Ключей» встречает старуюженщину, которая ассоциируется у него с «матерь-землею», с Кулундинс- кой хлебороднойстепью, кровным сыном которой он себя чувствует. Но до появления этого поэтического образа пройдет еще три десятка лет, адо того—трудные, полные лишений, житейской неустроенности годыдетстваиюности. Матери своей Александр не помнил. Родители разошлись, когда был он совсем еще маленьким. Отец сразу же увез Александра в Новосибирск, а его мама, Мария Васильевна Молчанова, простая алтайская крестьянка вскоре «умерла в родной деревне, в двадцать семьлет отчахоткии оттоски» помладшенькому своемуСашеньке (старший его брат остал­ ся с нею). Даже не зная, не помня матери, А. Кухнотосковал поней всюжизнь. А впервые серьез­ но задумался и загрустил он о ней в тринадцать лет: Мама, ведь я тебя не помню. Даже не видел тебя ни разу я. Мама! Ты слышишь? Пришли хоть письмо мне!.. ...Мама, приди на мою кручину, мама, я жду! Родная... Но представить более-менее ясно образ матери, апотомуи концыс концами связать, он не мог, и стихотворение не складывалось. Иэто, как пишетА. Кухно в рассказе «Откуда азъ есмь...», было для него первымнастоящим горем, «когдаи гореватьне в состоянии». Попыт­ ки написать стихи оматери предпринималисьА. Кухно и в зреломпоэтическом возрасте, но ускользающий ее образ так ине дал им состояться. Переезд вНовосибирск стал для А. Кухно судьбоносным. Сэтим городом быласвязана вся егодальнейшая судьба. Годыспустя водноименномстихотворениион признается «люби­ мому городу»: «Всемнасветеэкзотическим //селеньям//предпочитаю, //всемстолицаммира, —//городмой!..» Здесь, на пересеченииулицПереселенческой (нынешняя 1905 года) иТуруханской (ны­ нешняя Советская) вкоммунальномдвухэтажномдеревянномдоме, которымвладел когда-то купец Верезубов, прошли его юные годы. («Тротуары возле дома нашего, //я когда-то вас, / 1 Романов А. Нас объединяло многое. // Слова, зовущие к добру... — Новосибирск, 1 С. 285.