Сибирские огни, 2007, № 4

ничного молочка, и хитрый Пикур быстро сообразил на стол. Генералы и фельдмар­ шалы мигом унюхали запах деликатесов, заахали и закряхтели от предвкушения. Они толкались подобно детям, карабкаясь друг на друга, вырывая куски пожирнее. Блиста­ тельный Мюрат едва не растоптал своего начальника Прилла, а умничка Эйзенхауэр отхватил парочку усов у Нея. Только маршал Жуков вел себя более-менее прилично, похрустывая вяленой тлей. Этот не сладкоежка, все больше косится на мясное. Да уж, все белые невероятно прожорливы. Что ж, оно весьма кстати. Нет лучше бойцов, чем изголодавшиеся орды, поверьте. Я уже послал за новыми белесыми самочками, хочу рассадить их в каждом доме и создать новую расу — полосатых муравьев. Пикур, правда, что-то там талдычит о необходимости рыжих подпалин на брюшке, возможно, он и прав. В свирепости рыжих есть прекрасные гены, ни к чему от них понапрасну отказываться. Теперь чужеземец Великий Второй, ему и карты в руки. Тренируйся с милашками. Какое замечательное будущее впереди! Победоносное шествие нескончаемых колонн, бело-черно-красные стяги над башнями зеленых муравьев, гнездами серых, висячими садами фиолетовых. У меня аж дух захватывает, как только представлю грядущее величие. А мои любимые гордые львы будут всегда окружать трон, состав­ ляя его незыблемость. Этих так просто не отведешь в сторону, чтобы разделаться с хозяином. Помните тех глупых верзил, которыми я окружил себя, памятуя об опас­ ности? Прокуратор знал, чем отвлечь самодовольную стражу, уповая на сильный прогорклый запах. Отныне ошибок не будет. А этих я повешу на обструганных суч­ ках возле каждых из шестнадцати ворот. Начало положено. Хорошо, что Вселенная оказалась бесконечна. И я буду бесконечно владеть ею, распространяя свою империю все дальше и дальше. Какая разница, как она устрое­ на, если она твоя, правда? Пятница. 22.00. Откровение Белой Мамородицы. и не только: « Покажите, как там, в темной стороне, корчатся от холода термиты, и дайтемне всплакнуть об их горькой судьбе. Что на западе, что на востоке, что на юге или севере — везде хочу взглянуть на вселенские казни. И заплакать, как следу­ ет, над гордецами, чтобы им стало полегче. Особенно, над теми, кто не верил в меня...» Новый Первый Святой, то бишь я (заместо Сандранапала), отбросил текст, напи­ санный на высохшем стручке гороха. Явно это пасквиль, написанный задолго до саги о муравьеде. Он никоим образом не подходил под каноны. Я обнаружил его в походной библиотеке белой королевы, которую Франк без труда реквизировал. Бо­ лее опасного письма нет даже в ворохе листвы, принесенной от Анофелеса Алексан­ дрийского. Придется изъять данный текст и забыть о нем навсегда. Жалко, я очень боюсь огня, и еретический свиток не смогу уничтожить бесследно. Огонь сжирает не только строки, но и отдернутые лапки, он очень мстителен. Давно заметил, что пламя состоит в далеком родстве с литературными изысками авторов, считающих себя родоначальниками веры (обратите внимание — из всех жанров преобладают триллеры). Возможно, поэтому горение старается выжечь любого, кто приближает­ ся к тлеющей линии. Бросается подобно каракурту на тебя, без тени надежды. Впрочем, Мамородица (или тот, кто написал очередную ересь от женского име­ ни) недалек от истины. Сейчас начнет темнеть в империи по-настоящему. Копейник не остановится, пока не раздавит всех несогласных с новой религиозной доктриной. Вселенские казни, говоришь, Мамородица? Что же, их будет более чем предостаточ­ но, первые уже висят. Стоп! Я обмолвился совершенно некстати, потрясенный чистотой химического слога древнего автора. Мамородица не имеет права ни на малейшую долю истины. Вообще, Первому Святому не пристало подвергать ревизии утвержденные синодом догмы. Пусть Пикколо Франк расправляется со всеми неугодными, я буду его только приветствовать. Главное, самому не попасть под молох, пока Скупперфильд не со­ берет мне гвардию. Это нелегко. Катится череда откушенных и обездушенных голов, а Пикур благо­ словляет их с высоты муравейника. Ему не впервой проповедовать обезличенное воинство и заодно отрицать существование загробного. Потерпим чуток, никто из «великих» не вечен.