Сибирские огни, 2007, № 4

АЛЕКСАНДР АФАНАСЬЕВ № МУРАШ ВЕЛИКИЙ Отлетался Бабочник. Смотрю на него, как приклеенный, и не могу оторваться. Полки маршируют с равнением на меня и, соответственно, на неповторимого маха­ она, пришпиленного острой булавкой к красивой обертке. Совпадение? Лучше бы мы пошли напрямик через брошенный город, тогда бы не нарвались на свежий бивуак каучуковых. Не знаешь, где обретешь, а где потом потеряешь. Хотел больше не искушать неведомым свое смелое воинство, а получилось значи­ тельно хуже. А еще говорят, что только красота спасет мир. Вот она и спасает так, что мороз по хитину пробирает. Сам стал изувером из изуверов, но увиденное потрясло по-настоящему. Если я не прав, и этих гигантов с огромными сачками произвела все- таки Мать-прародительница, то будь она проклята. Не сын я ей отныне. — Великий Один, тебе срочная депеша с нарочным, — осторожненько подер­ гал меня сзади Розенкрейцер. Запахло целым букетом многозначительного посла­ ния. Дурашка опять отличился, придумал себе такое прозвище, что язык сломаешь. — Нарочный вовсю машет крыльями, что письмо очень важное, да и пахнет отвратительно. Адъютант отвлек меня от недвусмысленного созерцания. -—Что там, показывай. — Да вот, —Дурашка протянул обломок хвоинки с ярко выраженным запахом мольбы. Вчитавшись повнимательнее, явственно ощутил проступивший аромат пресмы­ кания и резкую вонь предупреждения об измене. Но все это весьма перебивал стой­ кий запах крайней нужды, и верить тщательно подобранной гамме нужно было с осторожностью. Впрочем, я уже привык читать панегирики между строк. С каких это пор у князя Жужуки служат падальные мухи в курьерах? Курьерша немного оторопела, завидев, как Розенкрейцер потирает лапками и подергивает несу­ ществующими крылышками. Ее ячеистые шаза ни за что не прикрыть от смятения. Дурашка замер, почувствовав тяжелый взгляд со спины, виновато обернулся на меня. Нашел время передразнивать идиотку. Слава богу, с ней ничего не передали на словах, а то бы завелась крутиться в полубессмысленном танце. Мухи и пчелы не умеют говорить привычным для нас образом, только занудливо трепещут крыльями и танцуют свои па. Бывает, что собеседник так ни черта и не поймет из того, что нужно было прожужжать на ухо. А интересно, что бы эта зеленая дрянь заладила, приняв нас за «своих»? Под другим тяжелым взглядом муху выпроводили за ближайшую кучку дерь­ ма. Небольшая свита действует, как часы, за что я ее полюбил. Нескольких рьяных верзил теперь всегда поблизости. Помните, я говорил, что не признаю личную охра­ ну? Пришлось немного изменить воззрения, после того как узнал правду о Гае. Заметив, что Дурашка, простите, Гогенцоллер, тьфу ты, Розенкрейцер, чего-то ждет, протянул ему письмо назад. Уже с ответом. Теперь от него разило презрением и предложением не попадаться мне на пути. Как будто скорпион через плечо плюнул. — Это тот самый мот, что единственный ставил против меня на прошлых игрищах? Кажется, у меня еще есть, что ему сказать. Не дожидаясь подтверждения, я растер жирно дописанное с удовлетворением и отдал. — Мерзавец. Думает, мы «люди темные», ничего не знаем, не понимаем? Можно дурить нашего брата без труда? — Именно тот, Великий Один. — Вот и пусть выпрашивает дохлых «крыс» у Юна с Огюстом, у них там вполне достаточно этого добра. — Понятно. А что с нарочной делать? — Гоните ее взашей, неужели не ясно? Эх ты, Плантагенет. Дурашка убежал, подбрасывая пятки, как отравленный таракан-пруссак. Если шут, то это надолго, не может без ужимок. Но этой выходкой он окончательно вывел меня из тягостного состояния, в кото­ рое повергло зрелище стального шила сзади. К тому же, превосходство в воздухе снова демонстрировал быстро нашедшийся преемник махаону — Великолепный Экселенц. Уже нетрезвый, его с самого утра мотает с цветка на цветок порхающей походкой. Жизнь навеселе продолжается.