Сибирские огни, 1996, № 5 - 6
Каждый проблеск словно убеждал его в том, что жизнь он свою распатронил не на то. В армию он по шел не только по призыву, но и по призванию. Любил форму, дисциплину, ему нравилось подчиняться и под чинять. А вот разонравилось... Почему? Коротко отве тить на этот вопрос ему не удавалось, а к длинным от ветам он не привык. Одно знал: армия сейчас не та, что была в юности. Ее не любят, не уважают и даже не боятся. И солдат, и офицер пошел не тот. «Не тот, не тот»,— говорил он себе печально. В юности он представить себе не мог, что команди ру части могут четыре месяца не платить зарплату, что он будет ловить своих солдат и что его будет ненави деть какой-нибудь самодовольный лоб типа Стороженко. Еще один проблеск придержал размышления комба та. Он вспомнил, как Вьюна избили после первой ход ки. Пацаненок с голубенькими точками-глазками и не обыкновенной выносливостью и ловкостью еле ожил тогда. Стороженко, баран холеный, постарался. «Как бы сейчас он его снова не измудохал»,— опас ливо предположил комбат и осторожно повернул голо ву в ту сторону зала, где сидел Вьюн. Но ничего не бы ло уже видно. Сеанс начался и комбат вперил свои не видящие от горьких размышлений глаза в экран. Еще минут пять он мало что понимал в фильме. Какие-то мужики в погонах с большими звездами куда-то лете ли, над чем-то смеялись, в кого-то стреляли. Он решил даже поначалу,что это учения, а неохота. Правда, вник нув в экранный балдеж, понял, что нет, не учения во все, а охота. Но дурашливая, с издевочкой. «Ну что ж,— горько одобрял комбат,— так и есть: насчет пожрать и попить на халяву мы мастера, и при гнать вертолет за дичью мордоворот с генеральскими погонами вполне может. Навидался...» Тут размышления комбата прервал тихий, но сразу же услышанный им прерывистый смех. Его словно да вили, чтобы не мешать залу, но никак не могли зада вить. Смех стихал и тут же прорывался снова. Смех раздавался слева от комбата и сзади, рядов через пять. Комбат, посматривая на экран, заметил, что смех про рывался тогда, когда герои фильма проявлялись как неумехи, дураки, самодовольные индюки или жлобы. Проявлений таких было много и смех фактически не стихал. Зритель, который смеялся, явно радовался ар мейской глупости. Как сказал бы оратор-киномеха 43
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2