Сибирские огни, 1996, № 1 - 4

Они подошли к даче архитектора. Резной теремок в голубоватых отблесках неонового фонаря, висевшего неподалеку на столбе, был похож на залитый сахарной глазурью печатный пряник. Вокруг тишина. Все, как видно, уже спали. Демагог нерешительно оглянулся на друзей. — Давай-давай! —подбодрил Минтай. Демагог задрал морду к небольшому балкончику на мансарде и затянул: О, Марыся, Марыся, несравненная киса, лучше всех ты на свете — моя мечта! О тебе я страдаю, жуя хвостик минтая, и тебя вспоминаю — ах, всю тебя! Пел Демагог страстно, вкладывая в серенаду весь свой любовный пыл, хорошо, к тому же, подогретый дурман-травой. Его друзья, которым и сама серенада, и романтиче­ ская обстановка летней ночи очень нравились и кото­ рые тоже еще не выбрались из плена дурмана, рьяно помогали Демагогу, стараясь изо всех сил. Правда, со стороны пение этого кошачьего квартета больше напо­ минало завывание циркулярной пилы, наткнувшейся на крепкий сучок, но так ведь то со стороны... ...И твой розовый носик, и пушистый твой хвостик, твою мордочку милую — как снег она! Спинку — ночи темнее, шерстку — шелка нежнее, и глаза, зеленее, чем вся трава! И вот—о чудо! —балконная дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнула Марыся. Она вспрыгнула на перильца, сонно зевнув, сладко потяну­ лась... — О, Марыся, услышала, вышла! О, как ты пре­ красна!.. У Демагога бешено заколотилось сердце и, вооду­ шевленный появлением возлюбленной, он с удвоенной энергией продолжил свое песнопение: 196