Сибирские огни, 1994, № 7 - 12

Если «Второй срок» — начальная точка отсчета на творческом пути прозаика Новосельцева, то роман «Любит барыню монах» — веха совсем свежая. Мне показалось, что в нем Б. Новосельцев попытался (и в це­ лом небезуспешно) выйти на более высокий виток художественного развития. Писатель взялся за новую для себя и более сложную романную форму, отягощенную, к тому же, различными жанровыми вариациями в виде фантастических и мистических вкраплений во вполне реалистическую канву произведений. Тут он вообще доволь­ но много экспериментирует и получает весьма любопытные резуль­ таты. Более весомым новое произведение Б. Новосельцева видится и с точки зрения идейного и нравственного наполнения. Иначе говоря, прибавив в сюжетной остроте и оригинальности, роман в то же время обрел философскую углубленность и притчевую ем­ кость. Собственно, в самом общем виде роман «Любит барыню монах» и есть причудливо сплетенная из различных сюжетно-жанровых лиан притча о расколотом мире, где, чтобы выжить, даже самым близким людям приходится подчас оказываться по разные стороны социального барьера. Как случилось это, к примеру, с братьями- близнецами Якушевыми — главными героями произведения. Один из них ценой предательства родного отца сумел сделать карьеру, другой — ступил на преступный путь, стал «вором в законе». Наложила, конечно, отпечаток свой война. Из-за нее произошла трагическая путаница, которая развела братьев по разным соци­ альным слоям. Но в еше большей степени сказалась двойствен­ ность, расколотость сознания героев романа. То есть снова та са­ мая «параллельность», которой, словно клеймом, помечены персона­ жи большинства произведений Б. Новосельцева. Только теперь она выступает как одно из главных условий существования социальной системы, долгие годы калечившей общество. С самыми разными формами этой «параллельности» встречаем­ ся мы в романе «Любит барыню монах». Так, на'пример, Людмила Ивановна Якушева с одним из своих сыновей, Виктором, боясь репрессий, отказывается признать вернувшегося из фашистского плена собственного мужа, отца ее детей, Степана Дмитриевича. Да и тот, страшась навлечь на головы близких людей беду, вы­ нужден принять такой горестный поворот судьбы и доживать жизнь свою под чужим именем. А «запараллеленность» другого персонажа романа, участкового Апраксина и вообще оборачивается шизофре­ нической раздвоенностью: в телесной оболочке милицейского лей­ тенанта с некоторых пор начинают одновременно жить два совер­ шенно разных человека. Иной раз возникают в романе и вещи прямо-таки мистические. Как, например, в случае со следователем НКВД Фабуржицким, запятнавшим себя кровью многих неповинных людей. Подобно клас­ сическому Вечному Жиду, он и после смерти не может найти себе покоя, и появляется там, где начинает пахнуть кровью и новыми убийствами. Расколотость общественного сознания, принимающая нередко па- талогические формы, передана автором не только через какие-то отдельные фигуры, но и с помощью ряда акцентированных эпизо­ дов, в которых писатель стремится метафорически передать нездо­ ровую «запараллеленность» всей социальной системы, властвовавшей у нас в стране. 13 «Сибирские огни». № 7— 12, 193