Сибирские огни, 1994, № 3-6

типография кроме ярлыков, мне показали две «книжки». Одна была «Книжка для записки белья», на первой странице я увидел печатное слово «калесоны», а вторая книжка оказалась «Календарем имянинников». Опяты этого кален­ даря я видел в двух-трех городах, и особенно в Барнауле, городе ученых инженеров и горных дивидентов, где забывали литературу и технику, но отлично помнили именины. Здесь я мог изучить всех местных Анастасий, Анн и Агрипинн, уловив счастливое знание, в какие дни и где можно вкусить сладкие пироги с изюмом. Вот все, до чего мы пока доросли. Что же это было такое? Печать или не печать?.. Родина! Где же, цаконец, твоя книга!.. Типография разыграла здесь преждевременный плод любви несчастной, незаконнорожденное дитя бессмыслен­ ного общества, не научившегося еще говорить. Какая грустная комедия! Замечательно, однако, что внешность, усвояемая вар­ варом, может быть весьма обманчива. В глуши сибирской богач иногда применял телефоны и телеграфы, чтобы заказывать на кухне пироги и отдавать приказания истопить баню, он же выписывал картины и сносил их на погреб, а бутылки из погреба переносил на почетное место; он привозил рояли Беккера и запирал их на замок, не давая играть родным дочерям, чтобы не испортили; он заводил иногда целые оркестры и заставлял играть себе туш, он же завез и типографию. Завез и затем напечатал одно произведение о том, что у него есть типография. Образец такой у меня находится и его я могу теперь предложить к юбилею... Печатал ли что еще коммерции советник в Нерчинске — я не знаю; но несомненно, что слово «коммерции советник Михаил Дмитриевич» печаталось всеми шрифтами, от самых крупных до петита; оно печаталось также разнооб­ разно, как снимается карточка кокетливой женщиной в сотне поз; оно ласкало слух так же, как превосходительство вновь испеченного генерала, чем более повторялось, тем выходило слаще. Это было одно из услаждений самим собою сибирского Нарцисса, буржуа, самого себя возвели­ чивавшего. Вероятно, ни один человек в мире, не исключая Ньютона и Адама, не был столько раз напечатан, как Михаил Дмитриевич Бутин, и никто, конечно, не будет скорее забыт. Алтын и печатный станок, Кондрат и литература, Гуттенберг и сиделец, что тут, кажись, общего?.. И надо б