Сибирские огни, 1994, № 3-6

Все в этой новой обстановке казалось чудно и незнакомо. Странные кумирни, монахи с обритой головой, в желтых и красных одеждах, толпы богомольцев пред странными уродливыми божествами, шум труб и бубнов, звон раковин, религиозные танцы страшных докшитов с кровавыми воло­ сами и с короной из черепов — все это тревожило вообра­ жение, наполняя его бредом и страшными призраками. Здесь познакомился я с Ламой, со стариком, который объяснял мне символы своей религии. Лама был дряхл, глаза его слезились, но лицо с печатью бесстрастной старости было полно торжественного спокойствия, предчув­ ствия смерти. Я видел в нем след затаенной думы, я понимал, что знал он много, и еще более, может быть, передумал. Он ходил в рубище, лечил больных и каждый вечер покорно простирался перед своим божеством. Я приобрел его дружбу, и многое рассказал он мне. Он объяснял, что злые духи и уродливые боги созданы, чтобы отвратить от зла людей, что страшные виденья посещают лишь грешников, но чья душа чиста, кто стремится к истине и добру, тому лишь чистые боги приходят на свиданье и колышут лотосом нежно святые девы. Мы с ним касались многих вопросов и в конце беседы он подарил мне божество. То был многоголовый бог Арья-боло.хКогда Будда предпочел Нирвану и удалился от человеческого горя в божественное спокойствие, Арья-боло остался созерцать мир и земную жизнь. Но в жизни так много было горя и страданий, так много зла, что в тоске решил убить себя, чем созерцать то горе. И голова бога разбилась на куски, но Будда возродил его и из частей явилось одиннадцать голов. Этот бог — бог сострадания и милосердия, который до сих пор страдает и глядит с печалью на горе человека. И слушая эту повесть, я изумленно смотрел на старика. Неужели все та же повесть о страданьи и искупленьи проникла сюда в пустыню? Узнал я также, что старик-отшельник ценил выше всего доброту и милосердие, он говорил, что если человек все потеряет в жизни, пусть сохранит одну лишь неясность сердца и сольет свою скорбь с общей земной скорбью. Помню — последнюю ночь мы провели вместе. Я был болен, дрожь лихорадки пробегала в теле; лишения пути сказались: я лежал изнеможенный и мрачные мысли теснились в голове. Мне казалось, что я покинут, забыт, что я один, что нет души на свете, которая меня бы 57