Сибирские огни, 1994, № 3-6

и малым насекомым, и звездным небом в тишине ночей; потом его пытливый ум начал более и более любопытст­ вовать, стараясь разгадать сочетанье на небе немых светил, и жизнь вселенной, пределы неба, законы жизни, наконец, начало бытия, конец и цель его. Сначала я, продолжал свой рассказ Брама, удовлетворял его любознательность, но жажда знать все больше и больше разгоралась в нем, и многое я не мог ему открыть. Он стал томиться грустью, я стал его встречать задумчивым. Материя и тело угнетали и сдерживали полет, стремленье духа, который рвался необузданно в пространство и в вечность. Я удерживал его порывы, я говорил ему, что он желает невозможного: ни формы, и не сущность существа его не позволяют понять ему все тайны мира. Пусть будет тем доволен, что имеет. Но он остался при своем, безрассудно томится и мечтает. Блуждает, смотрит в небо и силится прочесть в нем тайны его. Не приближайся к этой планете: я не хочу, чтоб земная печаль омрачила твой взор. Смотри лишь на чистую лазурь, витай в прекрасной выси неба, пусть лишь гармония и счастье наполняют твою грудь, являйся ко мне беззаботной, чтоб утонуть и замереть со мной в тихом покое неба.' Так проходило бессчетное время, но вот раз, плавая в голубом пространстве, богиня приблизилась нечаянно к земной планете и захотелось ей взглянуть на существо, подобное ей живущее и понимающее мир, в душе которого этот мир открывается во всей его необъятности, но дух бессилен вырваться из тех пределов, которые даны ему. Она его увидела в лесу; он был задумчив, глаза его блуждали и будто бы искали чего-то, он чертил на песке и говорил с собою, потом долго глядел на море и, когда он поднял внезапно голову, в печальных глазах его сквозили муки, и она заметила, что очи эти плачут — и сожаленье шевельнулось в душе, которая до сего времени была свободна и счастлива. Когда она вернулась из дальнего полета к своему господину и творцу, ее безмятежный взор теперь был отуманен. — Где ты была сегодня, в каких пространствах витала, какая звезда остановила твой взор, чем ты любовалась, поведай, и раскрою я тебе, что остается загадкой для тебя? Но ты смущена чем-то, в твоем божественном взоре я вижу тревогу,— спросил он ее (он знал, конечно, все). — Была я там, на той темной планете, к которой не велел ты приближаться, нечаянно я к ней приблизилась... — И видела его? 50