Сибирские огни, 1994, № 3-6

Отныне этот таинственный бог должен явиться защит­ ником народа и покровителем. Он будет друг страны, он защитит народ Халхасский в минуту бедствий, он принесет счастье, он отзовется к горячим молитвам и трепетно сердце его забьется перед народною опасностью. Наутро, как поставлен был идол, свершилось уже чудо: жрецы сказали хану, что выпал ужасный град и повредил крышу храма; когда же вышел хан и увидел почву, усеянную белой крупою, тогда он вспомнил, что такое зерно он принес с собою за пазухой, из священной земли Тибета, зерно то было ячмень — прекрасный хлеб, неве­ домый доселе монголам. И народ собрал ту манну, а хан велел посеять зерно, и взросло оно и дало жатву. С тех пор в Монголии начал родиться хлеб; халхасцы уверились, что живой бог принес им благодать, и пищу, и довольство; Орхонская долина процвела, разросся монастырь и здесь создался город; хан построил дворцы, кумирни и краше всех была кумирня Гомбогура, где бронзовый идол сиял средь полумрака алтаря, рядом с изображением Будды. Здесь монахи пели гимны, звучали бубны и трубы в торжественные праздники; в великий ЦАМ свершались божественные пляски лам-докшитов, и пилигримы со всей Монголии стекались к тем монастырям. И стало у монголов то место называться Эрдени-Цзу, святое место, место счастья и благоденствия халхасского народа. Все ограждало ту долину — и грозная река, и громады гор, и покровительство богов. Но тихое счастье довольных пастухов возбудило зависть в соседях и Галдан — олетский хан, кочевавший в пред- гориях Алтая, вздумал взять у монголов привольные места и с огромным войском направился к Орхону; заслыша о походе, пастухи, давно оставившие войны, предвидя бедствия, пугливо трепетали, молились в храмах и обращали взор надежды к Гомбогуру, но Гомбогур молчал. Между тем, войска, опустошив долины, забрав стада и полонив людей, внезапно появились у Эрдени, где скры­ валось все дорогое, и храмы, и святыни бедного народа — и ужас охватил монахов и народ: дворцы и храмы были беззащитны, а воины монголов рассеянные и разбитые являлись с битвы в ранах, валялись со стоном у подножья храмов и умирали. Последний взор отчаянья в эти минуты снова обращен был к богу, кумиру их, защитнику, но он был безмолвен в своем суровом спокойствии, и в бронзовом теле не шевелилось сердце. 46