Сибирские огни, 1994, № 3-6

Но эти звуки, эта картина перенесли меня в область европейской поэзии. Эта красивая волшебная обстановка давала пищу многим художникам. Ведь только среди этой природы и идиллии создавались изящнейшие образы и те грациозные драмы, которые так далеки и так мало понятны нам. Предо мною проснулся и встал европейский романтизм со всеми его красотами и грезами. Силуэты Марии Бомарше, Маргариты Фауста, Эльвиры Дон-Жуана, Юлии Шекспира восставали предо мною теперь живыми прелестными образами. Звучала в воздухе музыка Моцарта из «Волшебной флейты», выходил под эту музыку паж из «Свадьбы Фигаро» и гордый европейский Дон-Жуан. Я взглянул в аллеи: старый рыцарский мир смотрел из-за них, а старая арфа звучала из рыцарского замка. Вечно старая и вечно новая музыка жизни, но мы никогда не испытали этих нежных узоров и мотивов романтизма, мы не знали ни итальянской страсти, ни немецкой идиллии, мы не испытали драм шекспировских с кубком блаженства и яда. Мы не жили жизнью с безумной ревностью, ненавистью, муками, но и романтическим обаянием любви, с ее самоотвержением, преданностью, геройством и вели­ чием. Все это для нас непонятно! Мы люди другого мира. У нас нет прошлого, а будущее загадочно. Суровая и ледянящая природа нас окружает, и чем далее, тем грандиознее, чудовищнее, более могуче она властвует над человеком, а человек все мельче, униженнее, раздавленнее. Теперь я очутился в другой обстановке. Я плыву по обширной пустынной реке, бесконечная низменность, тун­ дра меня окружает, серое небо висит над горизонтом. Осень, реки с холодными водами плещут о глинистые берега, кругом леса и урманы непроходимые, задумчивые сосны и седые мхи. Угрюмое молчание царит кругом, изредка заревет зверь, изредка промчится тучный сохатый; жалкий улус торчит здесь, сохраняя жалкого обитателя с узенькими глазами. Угрюмый зверолов «промышляет» ценную черно- бурую лисицу, а кулак-скупщик выманивает ее у несча­ стного тунгуса, близ комелька соблазняя бутылкой водки. Практический мещанин, оборотливый торговец мчится на ярмарку обменять эту пушнину. Из глухой тайги скачет золотопромышленник. Вот город, жалкий и унылый с своими сонными жителями, мелкой наживой, винтом, пьянством, мир заседателей и вахтеров, мир монополистов-кулаков, мир грошовых интересов. 22