Сибирские огни, 1994, № 3-6

не являлся большим другом просвещения, он подвез и «положил первый камень», как сам заявлял, под фундамент будущего рассадника просвещения. Прогресс, процветание земледелия были у него на первом плане и, желая насаждать лучшую картошку, он скупил по выгодной цене несколько сот десятин около города. Громя наживу и кулачество, согласно духу времени, однако, Караимов был приятелем всех, у кого водились деньги. Это обстоятельство заметил Метелкин и решил Караимова уличить. Началось дело с картошки, но ведь и Троянская война тоже из-за картошки началась. По разоблачении обстоятельств оказалось, что земля приобре­ тена не для развития агрономии, а для поставления капканов на окружных жителей, отгона лошадей и вчинания иска о потравах; здесь же на речке был подмечен бутовый камень, который остроумно был приобретен для того, чтобы с рассадника взять изрядный за него куш. Мало того, Караимов был в близких связях с Михеичем и хранил даже у него звонкую монету, прижитую незакон­ ными путями. Михеич пользовался советами своего друга юза. Обнаружив все это, простодушный Метелкин был возмущен, он увидел, как эта либеральная буржуазия в союзе с исправниками получала титулы ревнителей про­ свещения, распространителей душеполезного чтения, вод- рузителей печатного станка, и в то же время ковала деньгу, алтынничала и создавала наживу на новой ниве жизни. Никому не говоря, Метелкин написал первую обличи­ тельную статью и снес ее в типографию, а типография, привыкши к почтительным ярлыкам, ужаснулась и пре­ проводила ее хозяину, Михеичу. Михеич ошалел и тотчас позвал Караимова. Решено было не только не допускать печатание статьи о Караимове, но изгнать самую газету и вообще возвратиться к ярлыкам. Когда мы явились приглашать Михеича на торжество, он был и ожесточен, и исполнен ярости против изобретателя книгопечатания. Он открыл первый раз в жизни, что печать эта может быть его уличительницей, его совестью, и что этот станок — будущий его приговор. Словом, он почувствовал, что типографский станок изобрел не Гуттенберг, а доктор Гильотен. Участь наша была решена! Дикая, беспримерная, самодурская цензура Кондратовщины и Михеевщины стала поперек жизни, как иногда тупое рыло станет, да и загородит прогресс. Редакция, рукописи, Метелкин, все выбиралось, как ошпаренные клопы из Михеевской берлоги. 9