Сибирские огни, 1994, № 1-2
Брови гостя удивленно поднялись, ничего не сказав, он молча шагнул за ширмы. Мама с соседкой договорились в кухню не входить. — Я знаю,—сказала мама,—ты изнываешь от лю бопытства. Но ЭТО нехорошо. — Да, да, понимаю,—уныло согласилась я,—а мо жет, им надо самовар подогреть,—уцепилась я за уло вку. — Не надо,—тоном, не терпящим возражений, ска зала моя кроткая уступчивая мама. В десятом часу к нам осторожно постучали. За две рью стоял в своей роскошной шубе гость. За стеклами пенсне влажно блеснули глаза. — Будьте любезны, закройте за мной. Полина... По лина Алексевна,—поправился он,—не очень хорошо се бя чувствует. Накинув на голову пуховый платок, я вышла за гос тем на крыльцо. Он остановился и каким-то замедленным движением вынул платок и, опустив голову, принялся сосредоточен но вытирать стекла пенсне. В саду утонули в сугробах кустья сирени, льдисто поблескивала тропинка. Сереб рился снег под луной, что проглядывала за бегущими облаками. — Боже мой,—произнес старик (сейчас он уже не казался мне молодым),— как жизнь надругалась над человеком. Я догадалась: он не мне сказал, у него вырвалось, как вырывается вздох. — У вас жарко,—сказал он, тут только, кажется, заметив меня,—идите, дружочек, домой. Простудитесь. — Я закрою за вами на ночь калитку. — А-а-а,—протянул он, спускаясь по ступенькам. И неожиданно с ранящей горечью проговорил: — Вот так... И тогда... Всегда ширмы... У калитки тихо проронил: «Благодарю вас». Взгля нул. Показалось, еще что-то хотел сказать, но, сделав неопределенный жест; то ли прощальный взмах руки, то ли отрицание чего-то, взялся за кольцо калитки. В середине шестидесятых по своим литературным делам я приехала в родной город. Никто из родствен ников уже не жил в городе. Грустная встреча с опус тевшими домами, знакомыми, а теперь уже либо изме нившимися, либо новыми улицами. Только, казалось, старые корявые тополя еще хранят память о минувшем. 47
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2