Сибирские огни, 1994, № 1-2

оно минуты две. Кто-то тихо произнес: «Ангел пролетел». Застолье шло своим чередом: все по ритуалу. Пода­ ли кисель (не компот, как подают теперь на поминках, а как раньше было положено —кисель). И тут подня- лась тетка Анна. Я невольно сразу же обратила на нее внимание: высокая, вся в черном, из-под хмурых густых бровей строгий взгляд в темных полукружиях глаз, в лице что-то тайное, отрешенное, будто ведомо ей не каждому доступное. Она напомнила мне настоятельни­ цу раскольничьего скита —мать Еликаниду (мне дове­ лось ее повстречать в Саянской тайге). — Вы как хочете,—сказала тетка Анна низким, гру­ дным голосом,—вы хоть и партейные,—она чуть покло­ нилась племянникам, Николаю и Анатолию,—но перед киселем я должна молитву прочитать. Молитву не помню, но хорошо помню озноб, охва­ тивший меня. Не приходилось мне слышать такого про­ никновенного, такого выразительного и торжественно­ величавого чтения. Здесь я позволю себе отступление. Вернувшись в Новосибирск, я рассказала поэтессе Елизавете Констан­ тиновне Стюарт о похоронах свекрови. Прошло какое-то время —и в телефонном разговоре Елизавета Констан­ тиновна сказала, что написала новые стихи. Я обрадо-- валась: — Можно прийти? Почитаете? Последовал печальный ответ: — Мои стихи, Елена, теперь только перед киселем читать. Я догадывалась, что Елизавету Константиновну на­ стигла полоса горьких раздумий о событиях в нашей жизни, о которых в те годы не принято было говорить. Но вернемся на улицу Маяковского. Поминки в родовом гнезде мужа не отбывали, как теперь у нас зачастую случается, а поминальное засто­ лье являлось как бы служением памяти усопшей. Долго пили чай из большого медного самовара, с молоком и постным сахаром, любимым лакомством хо­ зяйки дома. За чаем тетка Анна, глянув в мою сторону, своим грудным низким голосом молвила: — А я, Елена Ивановна, ваш рассказ «Бабье лето» 36