Сибирские огни, 1994, № 1-2

жиков и то слезу прошибало...», «Да уж голос, что твой соловушка, высоко возьмет, никому не подтянуть», «Не говори, в летнее время под открытые окна приходили по­ слушать. Таких-то певуний еще поискать». Беседовали степенно: одна высказывается, другие слушают, не перебивая. Поминают Александру Семе­ новну: «Царство ей небесное», «Что ни говори, а таких работящих, как Саша, нынче днем с огнем не сыщешь». — В двадцатые-то годы,—начала тетя Маша, стару­ шка, повязанная по-монашески черным платком. Лицо круглое, морщинистое, один глаз закрыт навечно,—была у вас и полоска ржи, и полоска пшеницы, и гречки, как облак розовый, а лен —будто синь небесная. Покланя­ лись мы землице. Про машины и понятия не имели. Ко всему свои рученьки надобно было приложить. Как в песне поется: «Полоску жала... ленок трепала...» Друг дружку вызволяли. Невестки, а дружились. Так нас и прозвали: Саша-Маша. Не токмо в страду работали рук не покладавши, но и в зимушку забот хватало. Мне что, а вот Саше —шестеро по лавочкам. Всех обуть, одеть, обиходить. Пряла-вязала. Ткацкий станочек, са- моделешный, заимевши. В свои холстинки всех обря­ жала. Все, покойница, умела, до всего своим умом до­ шедши... Свекор (мне казалось, он задремал: сидел облоко­ тившись, подперев щеку ладонью) поднял голову и за­ говорил: — Да, Маша, жили туго, а все же себя обеспечива­ ли. И город подкармливали. Ну, а после, когда в кол­ хоз сгонять стали, полоски наши, потом политые, ото­ брали, землицы оставили чуть, на огородишко. Да, а наш край деревни, он малость на отшибе бывши, ото­ шел к городу и стал прозываться улицей Маяковской. — А я вот что про маму скажу,—заговорила стар­ шая дочь Мария,—это правда: все наша мать умела. Шить никто ее не учил. А вот попрошу: сшей мне пла­ тье, чтоб на выход, на вечерку, и чтоб —как городское. Мама пойдет в город, приглядит и сошьет без всяких там журналов или выкроек. Ведь неграмотная была. Самоучкой и читать, и писать научилась...—и покосив­ шись на задремавшего отца, наклонилась ко мне и тихо промолвила: —У нас в дому отец был голова, а мама — душа дома. Но все услышали, и зашелестело: душа, душа, душа. И повисло молчание над поминальным столом. Длилось 2 * 35