Сибирские огни, 1994, № 1-2

полубредовом сне замерзания он и впрямь видит деда Мороза. Пусть и таким образом, но чудо ему явилось. Уже в этой, открывающей повествование, новелле мы видим героя-фантазера,^ на свой лад переосмысливающего реальность. Будет в дальнейшем в повести меняться его внешность, возраст, социальное положение и т. д., но, как мы сможем убедиться, и в дальнейшем, во все поры жизни, он не растеряет этого своего определяющего качества. В главе «Февраль» герой повести повзрослел, а с ним подросли и его фантазии. Они, правда, пока еще хаотичны, плохо управ­ ляемы, подчас неуклюжие и смешные, но завязаны зато на одном очень важном желании — сделать так, чтобы людям жилось зна­ чительно лучше, нежели в его скудное полуголодное отрочество. И эта гуманистическая целенаправленность воображения, во-пер­ вых, резко разводит его с пустой маниловщиной, а во-вторых, дает понять,^ что читатель имеет дело с подрастающим гражданином, который свои усилия и способности в будущей жизни направит прежде всего во человеческое благо. Март — начало весны и любовного томления. Вполне естествен­ но, что и новелла с этим названием тоже о любви. Герой главы — студент — влюбляется в свою сокурсницу. Она не красавица, но что-то есть в ней притягательное, свое, неповторимое. Увы, герой новеллы самобытность эту в избраннице игнорирует. Больше того, в воображении своем он начинает менять ее, приукрашивать. И — о, чудо! — каждый раз она становится именно такой, какой он себе ее представляет. Однако радости ей такие метаморфозы не прино­ сят. И даже наоборот — девушка в конце концов взбунтовалась: «Это все не мое. Это все твои фантазии. Ты решил, и я стала такой... Я как робот, как марионетка в твоих руках,— выговари­ вает она парню.— Ты думаешь, это счастье — быть такой, какой ты захочешь?» Вывод отсюда сделать нетрудно. Эгоистическая, ориентирую­ щаяся только на собственные чувства и желания, пусть и самые добрые, любовь — любовь, подавляющая личность, отнюдь не бла­ го, В любви стороны должны быть равноправными, уважать друг в друге свое, самобытное, а не нечто, нарисованное воображением. В каждой из глав-новелл повести «Жизнь, как год» случается то или иное чудо. Но оно не есть что-то сверхъестественное. Ско­ рее это из разряда «обыкновенных чудес», которые порой возни­ кают как бы из ничего, во всяком случае, из такой, вроде бы не располагающей к чудесам обыденности, что, кажется, и зацепить- ся-то не за что. Как в новелле «Июль», герой которой заходит в избушку, стоящую в глубине парка, обходит стоящую там печь, выходит и уже оказывается в другом времени, в другом периоде своей жизни. И так раз за разом. Что это? Феномен искривленного пространства, какой-то дру­ гой пространственно-временной парадокс? Не все ли равно? Прос­ то фантастический прием в данном конкретном случае нужен ав­ тору для того, чтобы таким несколько необычным путем напом­ нить старую, но нестареющую истину: нельзя в одну и ту же реку войти дважды. Тем более, если это река Времени. И в новелле «Май» чудо возникает как бы вне ожидания. По­ является вдруг светлая, исходящая весенним майским сиянием девушка, и там, где она проходит, деревья до срока начинают зеленеть. К удивлению героя новеллы, такие же способности неожиданно обнаруживаются и у его шефа, Хотя, по мнению той же светлой 172