Сибирские огни, 1994, № 1-2

бая демонстрация силы, что достаточно красноречиво подтвержда­ ется происходящими в повести событиями. Экипаж «Толстяка» — представители некой планеты Тола. Об­ щественная модель данной планеты представляет собой этакую милитаризованно-агрессивную структуру. Не случайно и послан­ ный в поход звездолет больше похож на вооруженный до зубов конкистадорский корабль-завоеватель, только с межгалактическим радиусом действия. Да и напутствие-«рекомендацию» экипаж по­ лучил на старте соответствующую: «Немного припугнуть каждую встреченную цивилизацию. Продемонстрировать, так сказать, силу». Реализуя полученное указание, экипаж «Толстяка» бомбарди­ рует Планету атомными ядрами разрушительной силы. Но... нахо­ дит коса на камень. Жесточайший обстрел Планеты не оставляет на ней видимых следов. Она мгновенно самовоостанавливается, словно издеваясь над незадачливыми приверженцами «грозного кулака». На первый взгляд, типичный экологический конфликт. Природа, олицетворенная Планетой, отстаивает (и небезуспешно, как видим) самое себя. Но притча на то и притча, чтобы обладать не одним дном, не одним, видимым, конфликтом. Та« что противостояние экипажа «Толстяка» и Планеты неоднозначно по смыслу. Более того, можно даже утверждать, что у Планеты свои отношения персонально с каждым из членов команды: каждому она дает возможность что-то понять в себе и в окружающем мире. Ну, а всем вместе — то, главное, что борьба с Планетой (читай —с Природой) оборачивается в итоге самоуничтожением. И не случай­ но едва ли не половина команды «Толстяка» погибает в меж­ доусобице, затеянной ревностными приверженцами «позиции силы». Раньше и быстрее других начинает понимать все это Дурашка. Он вообще единственный, кто сумел сразу найти общий язык с Планетой. «Планета приняла, стала считать своим». Что совсем не удивительно. Нет в Дурашке холодного прагматизма (оттого большинству сотоварищей видится он существом бесполезным, не­ даром и должность у него — «Офицер для наказания»), зато есть душа, есть счастливый дар видеть и чувствовать красоту, ощу­ щать и принимать чужую боль каж свою. Несмотря на свое инопланетное происхождение, он, нетрудно догадаться,— прямая родня фольклорно-сказочному Ивану-дураку, Имеют свои аналогии и другие условно-символические персонажи повести. Правда, в отличие от Дурашки, являют они собой не какие-то нравственные и даже не столько социальные, сколько довольно хорошо просматриваемые политические аллегории. Осо­ бенно в таких это заметно фигурах, как, например, Стратег и Неприметный. Последний — образ поистине зловещий. Корни этого типа те­ ряются в глубине веков. Ему подобных без труда можно отыскать и в древнем мире, и в нашем средневековье (прежде всего вбли­ зи инквизиторских костров), и в памятные времена сталинских репрессий (чем не космический Берия!), и позже, вплоть до на­ ших дней. Неприметный — из тех, всегда скрывающихся в тени, политических фанатиков, серых кардиналов, которые за спинами других, алчно упиваясь незримой властью, вершат свое черное дело, не гнушаясь самых грязных методов. В команде звездолета Неприметный, с одной стороны, внушает всем ненависть к другим мирам вселенной, а с другой — сеет вражду в отношениях друг с другом: следуя испытанному принципу «разделяй и властвуй», 166