Сибирские огни, 1994, № 1-2

хлестывает вторичность, банальность... И в фантастическом зеркале рассказа все это отражено очень четко и контрастно. Еще одна удивительная история, происшедшая с капитаном «Громовержца», рассказана в новелле «Исключение». Очередной раз в ней В. Колупаев показывает себя мастером оригинального НФ-сюжета. На планете Селга научным путем решена проблема счастья. Если на Теве научились создавать тела на любой вкус, то здесь — двойников тех, кто тебе дорог, но не отвечает взаимностью. Двой­ ники эти — точные биокопии, запрограммированные на любовь к тому, кто ее испытывает к оригиналу. И вот уже нет драматиче­ ских любовных треугольников, все счастливы. Не существует боль­ ше неразделенной любви. Однако автор со своим героем глубоко сомневаются, что лю­ бовные проблемы, проблемы взаимоотношений мужчины и жен­ щины, можно решить «с помощью науки, техники, близнецов или каких-нибудь таблеток», ибо очень уж они интимные и деликат­ ные, и каждый человек их «должен сам решать... по-своему», по­ скольку подлинная любовь не имеет аналогов, она неповторима, она не моделируется и не воспроизводится по заказу. Как гова­ ривал Шекспир, она «всегда исключение» и, наоборот, «без исклю­ чения нет любви». На Селге же любовь решили сделать правилом, поставить ее на поток. Грустно, конечно, Когда любовь обходит стороной или не встречает ответного чувства. Но не лучше, когда чувства задают­ ся, искусственно моделируются,— убеждает автор, показывая среди всеобщей тиражированной любви, штампованного счастья несчаст­ ливое исключение — девушку Айру, которая так и не смогла при­ нять в сердце свое навязанного ей двойника и бежит с родной планеты. Встает в рассказе «Исключение» не только проблема счастья, из земного переведенная в космический масштаб, но и очень не­ простой вопрос о морально-этических границах научных экспери­ ментов. Имеют ли право ученые вторгаться в самые заповедные зоны человеческой души, экспериментировать, пусть и с благород­ ными целями, с самым личным и сокровенным? В «Жилплощади для фантаста» В. Колупаев говорит мимохо­ дом о том, что официально о нем как о фантасте стали упоминать после появления повести «Скорый поезд «Фомич», которая появи­ лась в конце 70-х годов. Однако подлинное признание, думается, пришло писателю несколько позже, в начале 80-х, когда почти одна за другой были опубликованы такие вроде бы совершенно разные по внешнему рисунку и атрибутике, но внутренне родст­ венные по философской наполненности повести, как «Толстяк» над миром» и «Год, как жизнь». «Толстяк» над миром» — своеобразная космическая притча. Здесь все откровенно условно: и образы-маски с именами-кличками пер­ сонажей (Стратег, Тактик, Неприметный, Оружейник, Звездочет, Дурашка и т. д.), и сказочно-бутафорские декораций такой же условной Планеты, на которой разворачивается действо, и само это действо. Ну, а притча прежде всего о том, что только добро может служить прочной основой и гарантией контакта с иными •мирами, только на принципах взаимопонимания и взаимотерпи­ мости может и должна строиться тактика и стратегия вселен­ ского бытия, И против всего этого бессильно любое оружие, лю­ 165