Сибирские огни, 1994, № 1-2

«Государстве». Мудрец, с точки зрения греков, всегда находится в оппозиции с массами, ибо «толпе не присуще быть философом». Жизнь подобна игрищам, на которые большинство людей прихо­ дят, чтобы состязаться или торговать. Ими движет любовь к сла­ ве и наживе. Лишь подлинно счастливые люди — мудрецы-фило- софы приходят сюда, чтобы смотреть. Ими движет единственно жажда' истины. Основная же масса, «народ» обречены пребывать в невежестве, оставаться глупцами, людьми безнравственными. Кстати, осознание анормальности этого разрыва между филосо­ фией философов и «философией человека с улицы» в самой фило­ софии осознается лишь в конце XIX — начале XX в, В частности, основатель прагматизма Дж. Дьюи справедливо видел истоки данного явления в разделении умственного и физического труда, восходящему, в свою очередь, к античному рабовладельческому обществу. Именно Дьюи счел возможным назвать «коперниквавской ре­ волюцией» в философии отход от проблем «философов» и обра­ щение к человеческим проблемам. Дьюи, тем не менее, не совсем прав. Революция того типа, о которой он говорит, произошла гораздо раньше. Даже раньше собственно коперникианской революции. Свое воплощение эта ре­ волюция нашла в христианской религии. Христианство впервые двинуло философию в массы, добилось немыслимого для антич­ ности, сделав толпу «философом». Причем, что очень показательно, часто в самом прямом смысле. Вот, например, зарисовка из быта византийского города IV—VII вв., то есть эпохи социального ста­ новления христианства, превращения его в господствующее миро­ воззрение. «Свой досуг горожане проводили в лавках брадобреев, в харчевнях. Иные собирались в лавке стеклодува — погреться и посмотреть на хитрое ремесло. По вечерам юноши устраивали вечеринки в складчину, часто приглашая на них актрис и женщин легкого поведения. Участницей подобных сборищ в свое время была и будущая императрица Феодора. В теплую погоду горожа­ не много времени проводили на улицах. В портиках зданий бесе­ довали, играли в шашки и кости. Книголюбы отправлялись в пор­ тики, где размещались книжные лавки (в Константинополе книж­ ные лавки располагались в самом центре города —Царском портике). По вечерам здесь происходили самые настоящие диспу­ ты — отдаленный звук афинских философских диалогов. Главным предметом дискуссий являлось божество, его природа и сущность. Спорили, доступно ли оно страданиям, рассуждали о неслиянии и тому подобном. Не все участники подобных споров могли по­ хвалиться высокой образованностью, встречались среди них и та­ кие, которые «не очень усердно посещали грамматические школы и не отличались безупречной жизнью». Агафий не без сарказма замечает, что «они разглагольствовали, как им заблагорассудится, о возвышенных и божественных предметах, всегда болтая одно и то же». Не особенно стараясь убедить друг друга, но стремясь лишь любым способом высказать собственное мнение, участники диспута в пылу спора подчас просто оскорбляли друг друга, «из­ давая отвратительные звуки, подобно играющим в кости». В эти лавки приходили стяжать дешевые лавры всевозможные заезжие философы-шарлатаны, подобные сирийцу Уранию, выдававшему себя за великого знатока Аристотеля и надменно вызывавшего любого спорить с собой». Таким образом., философствование здесь, действительно, стало чем-то весьма обыденным и повседневным. «Толпа» выглядит, прав­ 150