Сибирские огни, 1994, № 1-2

если он того пожелает, женой, и по всему виделось, что чувства ее к нему были настоящими. Лева испугался не^ на шутку. Отец, не чуждый романтических помыслов, увлеченный открывающимся «андерграундом» (у Левы тяготение к такого рода лексике шло от общего увлечения ею в «конторе»), мог запросто «уйти» из своей семьи в другую, охладеть к интересам сына, тем более что у изящной той женщины был свой сын, еще школьник, по имени ІЗоря. Страшно стало за судьбу библиотеки, фамильных ценностей, а главное —за свое будущее. От мысли о независимом от отца существовании — на скудный заработок, без привычных ежемесяч­ ных дотаций и дорогих подарков кружилась голова, темнело в глазах, прерывалось дыхание. Он начал, как это было ему свой­ ственно, надолго задумываться, глядеть часами в окно, разыграл сцену оскорбленной семейной добродетели и сыновьей ревности — как можно изменить памяти мамы, а родительским чувствам пред­ почесть какое-то слепое увлечение. Столкнувшись со столь болезненной реакцией Левы, Борис Юльевич предпринял действия, в результате которых образ той женщины на горизонте их семейной жизни больше не маячил и душевного покоя не нарушал, однако после этого произошло с ним нечто необратимое, как будю какую пружину вынули изнутри. Борис Юльевич сник, седые волосы приникли к голове и что-то шаркающее появилось в походке. И вот еще что: он больше не заказывал себе новых костюмов, стал донашивать старые и пред­ почитать мягкие, уютные кофты. Потом, когда опасность семейного разлома миновала и Лева убедился, что отец укрощен даже бо­ лее, чем это входило в его намерения, он сам стал подыскивать ему удобную для семьи партию —среди женщин одиноких, не­ требовательных, жизнью не избалованных, не лишенных, однако, внешней приятности и внутренней интеллигентности, пока в этой специфической заботливости сына Борис Юльевич не ощутил при­ вкус чего-тс оскорбительного и обидного, даже постыдного для себя и решительно не наложил вето на такого рода хлопоты. По­ думаешь, какое чистоплюйство,— возмутился про себя Лева.— Из лучших же побуждений стараюсь. Женился же я на Светке «по соображениям» и «по рекомендации», и ничего, сладилось. Любовь, чувства, сантименты всякие — да чепуха все это, непрочно, нестой­ ко, улетучивается как дым, даже воспоминаний не остается. Тоже мне, архитектор: не понимает что не плыть по течению надо, а строить жизнь. Ах, «выбор по велению души...» То ли дело — от­ крытая честная игра, договоренность, деловой, как теперь говорят, консенсус, который требует сознательного соблюдения. В случае несоблюдения обговоренных условий можно и претензии и счет к партнеру предъявить, И всем хорошо. Вот от Светки он, на­ пример, потребовал не любви же, а понимания. И это дороже, прочнее, честнее, и, кажется, она эту договоренность в основном соблюдает. Но прав же он был, прав, конечно, когда, заглядывая вперед, предчувствовал, что е воцарением этой Доры Иосифовны упадет не только достаток семьи, но перестроится весь, как сказали бы коллеги, семейный ментталитет, переломится весь строй жизни, изменится и внутренний дух ее, и внешний рисунок: времена же пошли глухие, тревожные, а направление уже выбрано, да и нет необходимости менять его. Правда, грызло все-таки сомнение на счет права хозяйничать в чужом мире, досаждала порой, как назойливая муха, мысль о границах дозволенного вторжения в другую судьбу, мучил вре­ 1И