Сибирские огни, 1994, № 1-2
бедного советского еврея, который, чтобы выжить и хоть чего* нибудь достичь, вынужден 20 лет подряд лизать задницы разных негодяев, ни одному из этих славянофильствующих знаменитостей на ум не придет, да ни духу, ни смелости, ни таланта не хва тит. По правде говоря, Лева выражал эти свои мысли, взгляды и настроения далеко не в столь дипдоматически-изысканной фор ме, а в такого рода оборотах, которые получили терминологи ческое обозначение мата* и доставляли ему поистине садистское наслаждение, во-первых, своей непроизносимостью в других ме стах, кроме общества всевыносящей Светки, а во-вторых, тем, что никто, нигде и никогда не мог даже представить, что ему — тихому интеллигенту с застенчивой улыбкой не только известны такие грязные, мерзкие, жуткие слова, но что он способен пус тить их в ход, что мастерски владеет техникой их применения и способен использовать их и как средство самообороны, и как способ тайного мщения враждебному миру. Страхи имеют тенденцию к реализации, и, слушая его, она понимала, что он создает проблему на пустом месте, но создан ная, она перестает быть пустым местом, и, понимая это, боялась, что его болезненная мнительность обернется в конечном счете ре альными бедами, спровоцирует то самое, чего он боится, что рано или поздно он привлечет к себе настороженное внимание сослу живцев, вызовет соответствующую реакцию, и, не дай Бог, обна ружит хоть малый кончик своего тайного оружия, тогда то, чего он боится, станет необратимой явью. Как могла, старалась она снять с него психическое напряжение, успокоить, заставить трезво взглянуть на вещи. — Лева, но может быть, и нет никакой предвзятости,— вкрад чиво, осторожно вела она свою партию в их неравном диалоге,— может быть, ты действительно в этом случае не прав. Может быть, стоит прислушаться, принять какие-то замечания. — Молчи, дура, и царствуй на кухне. Не лезь с советами, когда не спрашивают, Кюхе, кирхе, киндер — вот твое дело. Кстати, где до сих пор мотается твоя киндер Аська? И что, сегодня я не заслужил обеда? Он прямо физически ощущал, как этот крик от души, вволю, в полную силу легких, без страха быть одернутым снимает внутг реннее напряжение, отпускает нервную тетиву. Обед окончательно примирял с семьей, тем более, что Лева не любил отравлять вку совых ощущений посторонними неприятностями. — Спасибо,— говорил он Светке,— вкусно накормила. Ну, иди, я тебя цоцелую. Не сердись. Но ты пойми, пойми меня правиль но. Дома я должен быть уверен в полном понимании, чтобы сох ранять и накапливать силы для противостояния внешнему миру. Он жесток. Там каждый за себя. Вот я сказал: т;ы меня накор мила. Но ведь это только так говорится, метафора, это, понима ешь, метафора! —Опять начинал горячиться Лева.— Кормлю-то вас о Аськой я! А ты не хочешь меня понять! Если уж дома не встречаешь поддержки и понимания, то прямо отчаяние какое-то испытываешь, в бессилие впадаешь. А я должен вас кормить. На следство Аське оставить. Дом, дачу, библиотеку, ценности раз ные. Чтоб добром отца поминала, чтоб национальные комплексы свои достатком материальным подавляла... Ну, ладно, пойду от дохну, устал что-то от жизни такой. * Равнозначно понятию «крыть матом». НО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2