Сибирские огни, 1994, № 1-2

’ Отец его, известный в крае архитектор, внес свой вклад в отечественное градостроительство домами, которые вошли в люд­ ское сознание под именем хрущоб и породили несметное число баек, обыгрывающих мотив совмещения ванны с туалетом, а пола с потолком. Сам Борис Юльевич комплекса вины перед советски­ ми квартиросъемщиками не испытывал, потому как полагал, что при другой градостроительной политике дефицит жилья в стране был бы еще выше, так что имя ведущего архитектора края носил с достоинством и не считал зазорным пользоваться полагающимися по положению привилегиями. В конце концов он заслужил свое место не только способно­ стями и трудом, но и пролитой на войне кровью, счастливо от­ делавшись в первый же ее год, выражаясь словами популярной тогда песни, раной небольшой, никаких видимых следов на нем не оставившей. Кстати, возвращение к штатскому бытию совпало с рождением Левушки, и время это запомнилось Борису Юлье­ вичу, несмотря на продолжающуюся войну, возрождением надежд на счастье, радости, успехи, словом, как время светлое. Конечно, не сразу удалось вырваться из плена жизненных труд­ ностей, но удалось все-таки много быстрее, чем основной массе советских трудящихся. И потому, конечно, что в семье остался жив кормилец, но главным образом потому, что Борис Юльевич был кормилец с принципами, со своими не высказываемыми вслух, но последовательно проводимыми убеждениями. Среди многих че­ ловеческих ценностей он превыше всего ставил семью, ее доста­ ток, слаженность, покой. Нет, он не считал нужным плыть против общего течения, бо­ лее того, вносил своим трудом весьма солидный вклад в строитель­ ство социализма — и «развитого», и «реального», и «с человече­ ским лицом», но в глубине души не столько с возведением дворца общего счастья связывал главные надежды, сколько с созданием своего дома, прочной и дружной семьи, основанной на любви, взаи­ мопонимании и доверии всех ее членов друг к другу и, разумеется, на фундаменте незыблемого благосостояния. Ясно, что в пору, когда хорошим тоном считалось беззаветное служение общей идее, когда требовалось всем жертвовать ради нее, он со своим мнением о роли семьи и «своего дома» рисковал быть непонятым, истолкованным превратно, отнесенным к «не нашим», поэтому проявляя, когда сле­ дует, и энтузиазм, и широкую инициативу, и глубокий патриоти­ ческий почин, своим внутренним убеждениям он хранил верность тихую и молчаливую. Семье он служил не за страх, а за совесть, т. е. свято, искренне, самоотверженно, в ней одной искал утеше­ ния, радости, удовлетворения, пытался слить в ней реальное, сущее и желаемое. Он был надежной опорой семьи, в него верили слепо и беззаветно, только так случалось, что в какой-то момент стали здесь этой семейной защищенностью злоупотреблять, превращая из блага во зло. Не все, к сожалению, получилось так, как задумы­ валось, как выстраивалось в мечтах и планах, хотя Борису Юлье­ вичу так и не удалось по-настоящему понять, что помешало им осуществиться. Его ровный, благожелательный характер, умение быть снисходи­ тельным к человеческим слабостям, недостаткам, даже порокам притягивали людей; импонировало его стремление объять жизнь в разных ее проявлениях, любопытство к разным формам бытия, типам человеческого поведения, и его охотно избирали руководи­ телем творческого союза. Существовало и другое, чему люди, мо­ жет быть и не признаваясь открыто, тоже отдавали должное. 101