Сибирские огни, 1993, № 7-12

парень, не обидит почем зря. Как сейчас помню, уж ночь-заполночь давно, а я все чё-нить по избе делаю, обманно шью и мою, стираю да катаю — ожидаю, чёбы уснул он. А он, вот ведь какой был, ну ничем меня не попрекнет, не укорит. И на покос от так же — сперво­ началу он уйдет, потома уж я выхожу. Он постоит где- нить на полдороге, меня ожидаючи, а я как тока увидю его, чё он стоит,— и припущу обратно бечь. Постоит Григорий и пошагает один, две литовки на плече. Опо­ сля сердце переладило все по-своему. До без памяти полюбила я Григория. Его чужая кобыла на сенокосе в пах лягнула. И повезли его помирать в больницу в Кузнецк. А меня мама с тятей обратно к себе взяли. Из избы нийуда, наказали. Помрет Гришака, опять с нами жить станешь, в хозяйстве делов он много. А я тута-то сама не своя сделалась. Белого света сквозь слезы не видю... Ан, выжил он, выжил. Вернулся ху- дющий-прихудющий, но самый тепери для меня желан­ ный. Страшный пришел, черный, а глаёа прежние, лас^’ ковые, родные тепери. Ох, как припала я к нему: «Гри­ шенька, люблют тебя!..» «Пуще, чем любила?» — спрашивает он тихо-тихо так. Помнил, значнца, все. Помнил и мучался. Родился у нас с им мальчишечка да в том же годе помер. Не добрал, видно, силов от того, что кобыла Гришу-то в пах... И тута война. По­ шли от Григория с фронту весточки-письма, в три угла по-красноармейски складенные. А, наверное, через год извесчение пришло мне на посылку. Кое-как доперла я ее до избы, на лавку опустила. Сразу не открываю —■ радость-счастя продляю. Потома раскрыла, глядю: по­ житки. Сапоги кирзовые, а под имя одеяло, да хорошее, суконное. Сапоги, один к одному, я прям на стол вы­ ставила, следом одеяло уж расправляю, а это не одея­ ло — шинель. Шинель дак шинель. Ишо лутше. На се­ бя я ее заместо пальта накинула и уже сама с собой хороводюсь, песню завела какую-то на радостях. «Пом­ нит Гришенька. Помнит меня. Подарки прислал». И в зеркало то вся поглядюсь, то боком, то сзади. Вдруг — чё такое? По подолу ржа вроде, да много, пятном вся пола взялась. Кровь чё ли? Ну, конечно, кровь. Кровь! А тут мама: «Васька, будто письмо тут в посылке ишо». Стала я буквы разбирать: «Опись вещей рядового... скои^ чавшегося от тяжелых ран...» Помню, взяла я ту опись, а боле уж ничё не помню. Водой, мама потом сказыва­ ла, отливала она меня. Я войду в себя, вспомню, чё