Сибирские огни, 1993, № 7-12

на -телефон, одновременно с этим хватая трубку. Но культей он, конечно, сумел только сбросить ее с аппа­ рата. Она коротко простучала по подоконнику и будто оборвалась, стихла. Художник уже с открытыми в пен­ ной мути глазами остановил пружинно скачущую на крученом проводе трубку, подхватил ее сразу на обе руки. И, словно взвешивая добро и зло, с повязкой на глазах Фемида, понес балансирующую на запястьях трубку к уху. Видно, в том, что сам ничего не предпри­ нимая, он все это время только ждал и сейчас рад без ума готов был только слушать, добра не было — и чаша со злом перетянула. Ткнувшись в ухо, трубка неумолимо поехала и сле- тел^а с полорото хватающих ее рук и упала на сдвину­ тый в суматохе и теперь лишь краем державшийся за подоконник аппарат. Тот под тяжестью обрушившегося и на него того же зла накренился и лениво, боком грох­ нулся на ЛОЛ и глухо звякнул, будто человек охнул от внезапного, коварного удара под дых. Едва не умерев, художник теперь уже другой, не скомпрометированной, рукой и по правде схватил трубку и осторожно прибли­ зил к уху. Из нее шел заунывный гул. Казнясь перед всем белым светом, он несколько ми­ нут прилаживал трубку и так, и сяк и напряженно ожидал, что сквозь эту гулкую безнадежность вот-вот прорвется лучик и ударит в чашу с добром, накренит ее, отяжелит. И он услышит хотя бы чей-то голос от­ туда, откуда пришел звонок. Ничего не происходило, лучик не прорывался, и на­ пряженное внимание к телефону стало по каплям ухо­ дить. Голову забуравили первые новые червоточинки: над ним снова глумятся. Снова Ольга против него. На этот раз в заговоре с каким-то извергом с телефонной станции. Она досаждает ему, чтобы заставить его рас­ теряться, сломить и возвыситься над ним. Возвыситься и тогда без надобности в его, мужнином, прощении Спо­ койно и уверенно продолжать жить... Очнувшись в нера­ достных, но в здравых й потому укрепивших его рассуж­ дениях, он решительно поставил аппарат на подокон­ ник и, как следует, положил на него трубку. Но как только он это сделал, так звонок тут же вернулся. И опять застал художника врасплох. Разом отлетели и истаяли все его мужество и рассудок, и он поднял трубку и уже не выпустил ее, не как какие-то там весы Фемиды, а прижимая, словно реальную птицу счастья,